С домашним заданием Стэн справился — проиграл возможные ситуации, подобрал подходящие маски и теперь ловко нацепил ту, что шла под ярлычком «раскаявшийся грешник»: мягкая грусть в глазах, морщины на лбу, складки у рта, застывший на губах горький вздох.
— Знаешь, я прошел нелегкий путь, а когда оказался наверху, вдруг понял, что растерял все самое дорогое. И прежде всего тебя.
Ничего иного Линда и не ждала. Стэн принял ее молчание за приглашение продолжать.
— Понимаю, у тебя есть основания обижаться, сердиться и не доверять, но теперь все будет по-другому.
Линде вдруг стало противно.
— Ты знаешь, что я потеряла ребенка? — тихо спросила она. — А кого потерял ты?
— Что? — не понял Стэн. — О чем ты говоришь?
— Ты сказал, что растерял самое дорогое. Что именно?
Он растерянно посмотрел на нее.
— Ну…
— Что для тебя самое дорогое? Должность?
— Послушай, Линда…
— Или, может, вилла в Сингапуре? «Бентли»?
Стэн открыл и тут же закрыл рот.
— Жена? Двое дочерей? Уж не они ли для тебя самое дорогое?
Он криво усмехнулся.
— Похоже, в наше время тайн уже не осталось, верно? Сама узнала или кто-то рассказал?
— Неужели тебе мало того, что ты уже сделал? — Линда словно и не слышала его. — Им… мне… всем…
— Успокойся, я все объясню.
— Нет, Стэн, хватит. Я могу только повторить то, что сказала тебе десять лет назад: убирайся отсюда! Выметайся! И никогда — слышишь? — никогда не попадайся мне на глаза!
Так Стэн Брэдли во второй раз покинул дом Линды Шеппард. Только теперь он не уехал на «понтиаке», а ушел пешком, и Линда, проводив его взглядом, не расплакалась, а рассмеялась: уходя, Стэн прихватил и цветы, и открытую бутылку шампанского, и коробку конфет.
А вечером позвонил Кайл.
11
За годы службы Кайл привык к тому, что, если операция проходит успешно, начальство не стесняется приписать заслуги себе, а если что-то идет не так — сваливает вину на подчиненных. Так было всегда, и так будет всегда. Но на этот раз, выслушав язвительные комментарии начальника денверского отделения ФБР, в которых его участие в освобождении Дорис Карпински называлось «ничем не оправданным авантюризмом», он не выдержал и ответил, изложив собственную точку зрения на задачи и приоритеты в работе Федерального бюро расследований.
Старший агент молча и почти бесстрастно выслушал его пламенную речь, после чего посоветовал Кайлу взять отпуск и подумать на досуге, стоит ли и дальше продолжать карьеру в организации, «мало чем отличающейся от СС», и под руководством человека, «чьи интеллектуальные способности вызывают большие сомнения».
Кайл понял, что погорячился, хватил через край, но извиняться и брать слова обратно не стал, а заявил, что в отпуск уйдет сразу после того, как отчитается по делу.
Но через три дня в городе произошло серьезное убийство, и отпуска были отменены, а затем агента Уоррена отправили в академию ФБР в Квонтико на очередные курсы — в общем, колесо вертелось в обычном режиме.
Наконец в конце августа, когда Кайл уже был готов сдать табельное оружие и стать на две недели свободным человеком, ему позвонил начальник полиции Блэкфилда Том Гордон.
— Надо поговорить, — коротко сказал он. — Я в Денвере, и у меня полтора часа времени.
— Встретимся на центральной площади, — предложил Кайл. — Вы знаете, где это?
— Найду, — буркнул Гордон. — В конце концов, я полицейский.
— Отлично. Там есть одно заведение, где восхитительно готовят каламари.
— Не уверен, что так уж люблю этих ваших… как их…
Кайл рассмеялся.
— Не беспокойтесь, ваш желудок не пострадает. Итак, встречаемся через двадцать минут в «Пензано».
Полчаса спустя они уже сидели в уютном зале ресторанчика, хозяин которого был кое-чем обязан Кайлу, а потому проблем со свободным столиком у Кайла никогда не возникало.
Гордон немного успокоился, увидев, что за таинственным и немного пугающим названием «каламари» скрывается обыкновенный кальмар, приготовленный, правда, по особому рецепту, секрет которого сохранялся в глубокой тайне. А отведав превосходного фритто мисто, гость из Блэкфилда отбросил последние опасения и принялся за еду с аппетитом холостяка, привыкшего довольствоваться гамбургерами и баночным пивом.
— Нравится? — спросил Уоррен, глядя на Гордона через дымчатое стекло бокала.
— Не отказался бы и от второй порции, — признался тот. — Наверное, все дело в названии. Поставь передо мной обычное жаркое из овощей, я бы, может, и стал носом водить, а фритто мисто… тут у любого слюнки потекут.
Отдав должное шедеврам средиземноморской кухни и вину, мужчины сделали наконец паузу и посмотрели друг на друга.
— Так что все-таки случилось, Том? Гордон огляделся и тяжело вздохнул.
— Здесь ведь не курят, а? — спросил он.
— Не курят. Курение теперь считается общественно опасным деянием и карается почти так же строго, как убийство.
— Черт бы их побрал, — выругался под нос Гордон. — Во что превратили Америку! Помяните мое слово, они скоро запретят нам носить оружие.
Кайл имел на этот счет свою точку зрения, но вступать в дискуссию не стал.
— Итак, Том…
Гордон отложил вилку и, еще раз оглядевшись, подался вперед.