Мистер Невозможность

Ронан Линч все еще помнил лучший сон из всех когда-либо ему приснившихся. Сейчас это видение казалось уже далеким прошлым, два года минуло с тех пор. Может чуть меньше. На временном отрезке до смерти его отца и после, это случилось После. И кроме того, После смерти матери. Но до Гарварда. До Брайда.

Когда сновидение явилось, Ронан уже был обладателем довольно длинного списка хороших снов. В основном это были грезы о жизни До, и большинство из них, как и положено хорошим снам, исполняли желания. Например, сны о разного рода ценностях: распахиваешь дверь спальни и обнаруживаешь вместо своего матраса на кровати новенькую дорогущую модную аудиосистему. Или сны о всевозможных сверхспособностях: полеты, ускорение, прыжки в длину, парочка суперударов, что вырубали злоумышленников на целый год. Сексуальные сны занимали почетное место в зависимости от действующих лиц (иначе они также легко могли скатиться в категорию кошмаров). Кроме того, в списке часто оказывались места нереальной красоты – скалистые зеленые острова, чистые голубые озера, цветущие поля.

И конечно, были грезы, в которых он возвращал свою семью.

«Как бы ты поступил, если бы случайно вернул свою мать? – спросил Адам однажды вечером перед отъездом в Гарвард. – Если бы приснил новую Аврору, ты бы ее оставил?»

«Я сейчас не в настроении решать дилеммы», – ответил Ронан.

«Но ты наверняка задумывался об этом».

Конечно, задумывался. Моральные принципы его отца в этом вопросе были предельно ясны – копировать реального человека «не комильфо», однако Аврора уже была сном, что только усложняло принятие решения. Он бы не стал довольствоваться присненной копией, но Мэтью мог бы. Способна ли новая мать положить конец скорби Мэтью? И снять с Диклана груз воспитания младшего брата? Окажет ли это дурную услугу памяти их настоящей матери, даже если она уже была сном? Что, если он где-то напортачит? Вдруг он приснит копию, абсолютно идентичную, за исключением какого-нибудь фатального недостатка? К примеру, Аврору, не любящую Мэтью. Или Аврору, которая не будет стареть. Аврору, которая постареет слишком быстро. Аврору, жаждущую поедать человеческую плоть. Что тогда, что?

«Не задумывался», – солгал Ронан. Он вообще не врал, особенно Адаму, но хотел поскорее закончить этот разговор.

«А что, если ты приснишь еще одного меня? Как ты поступишь с лишним Адамом?» – с любопытством спросил парень. Беззаботно. Он не был обидчив и, в любом случае, воспринимал этот разговор просто как упражнение для ума. Его сны не могли породить еще одного Ронана.

Но сны Ронана обладали этой способностью. Линч потерял сон из-за этого вопроса, снова и снова спрашивая себя, действительно ли он смог бы убить нежеланно присненного человека. Само собой, в снах парень научился убивать. Как только он понимал, что теряет контроль над ситуацией и не сможет предотвратить приснение, то уничтожал всех, кого видел, и, соответственно, не раз, проснувшись, обнаруживал поблизости мертвые тела. Но лишить жизни грезу наяву? Убить, когда они уже стали реальностью? Преступать эту черту казалось опасным.

«Этого не произойдет, – ответил Ронан, – так что какая разница».

«Мне кажется, ты должен быть готов, что в какой-то момент это случится, и заранее составить план», – сказал Адам.

«Этого не случится», – повторил Ронан.

Однако вероятность подобной угрозы прочно засела в голове, поэтому теперь, чтобы получить положительный рейтинг, от сновидения требовалось полное отсутствие любых персонажей. Он больше не мог рисковать Мэтьюсом. Никакой Авроры. И никакой малышки Опал, даже если она была скорее существом, а не человеком. Слишком сложно.

Итак, самый лучший сон. Вот что ему приснилось. Ронан сидел в прекрасном автомобиле. Потрясающе красивом – длинный блестящий капот, сверкающие черные колеса, матовый оскал решеток фар, урчание мощного двигатеря и зловещий рокот выхлопной трубы. Каждая деталь, которой касался взгляд Ронана, казалась произведением искусства. Металл и дерево, кость и виноградные лозы.

Эта машина представляла собой один из тех объектов сна, что не совсем соответствовали правилам реального мира.

Когда начался сон, машина уже была в движении, а Ронан сидел за рулем. Он видел себя в зеркале заднего вида. Его отражение, другой Ронан из зеркала, казалось старше, с более квадратной и щетинистой челюстью. Он был одет во что-то кожаное и прохладное.

Парень не знал, как здесь очутился; сон не занимало, откуда он. Его больше интересовало, куда направляется автомобиль, и вот куда: прямиком через забор из сетки. Сквозь картонные коробки, пластиковые бочки и прочую чепуху. Машина пролетела над малолитражкой, припаркованной посреди улицы, колесами разбив ей заднее стекло. Ронан пронесся сквозь вывеску магазина матрасов. Расплющил надувного снеговика перед другой торговой точкой. Снес рекламный щит, и тот рухнул, как подкошенный, позади него.

Он таранил автобусные остановки, светофоры, дорожные знаки и почтовые ящики.