Мистер Невозможность

Ежедневно сновидцы преодолевали сотни километров, сохраняя дистанцию между собой и своим последним преступлением. Снова и снова они приезжали на место, придумывали план по его уничтожению, погружались в сон, чтобы пригрезить оружие, приносили его с собой, а затем задерживались ровно настолько, чтобы убедиться, что не оставили никаких следов своих грез. Они ликвидировали колонну грузовиков, перевозивших трансформаторы. Растворили два акра простаивающей без дела бетонной парковки возле умирающего торгового центра. Наполнили каналы, опустошив плавательные бассейны. Куда ни направилась троица, после их ухода все выглядело иначе. Или, скорее, не иначе, а больше напоминало то, как было до появления людей.

Когда они спали, Ронану снился Илидорин. Ему снился медленно разворачивающийся зеленый побег, растущий внутри пня. С каждым днем этот росток становился все сильнее.

И Ронан тоже становился сильнее.

– Что ты чувствуешь? – спросил Брайд.

Они сидели на крыше заброшенного здания в викторианском стиле, глядя на разрушенный город вокруг. Солнце как раз уходило за горизонт, и его лучей едва хватало, чтобы разглядеть тусклые силуэты в естественном свете заката. Если бы кто-нибудь посмотрел вверх, то вполне смог бы заметить сновидцев, расположившихся на своем насесте, но в этом городе не один десяток лет никто не поднимал голову в небо.

– Ронан, – напомнил о себе Брайд, – что ты чувствуешь?

Парень не ответил. Это была одна из тех ночей, что заставляли его хотеть бежать, бежать и бежать, пока не остановится дыхание, но Брайд имел в виду не это ощущение.

– Я все еще чувствую запах той фабрики, – сказала Хеннесси. – Мне кажется, я буду вонять ею всю оставшуюся жизнь.

Сновидцы только что разрушили целлюлозный завод на другом конце города. Это был один из худших запахов, с которым Ронан когда-либо сталкивался, и это учитывая вонь Музея живой истории Западной Вирджинии, уничтоженной свалки мусора и трупов, которые он хоронил на протяжении многих лет. Парень задавался вопросом, сколько времени потребуется людям, чтобы обнаружить его исчезновение. Завода. Запаха. Всего этого. Заметят ли они еще до захода солнца, что силуэт фабрики исчез с горизонта? Возможно, лишь утром, когда придут на работу и увидят, что на месте производства теперь зеленеет луг. Если только завтра не выходной. Ронан понятия не имел, какой сегодня день недели. Время изменило свой бег. Выходные теперь казались понятием, которое имело значение когда-то До.

– Что ты чувствуешь? – настаивал Брайд. – Ничего?

– Этот динозавр, – произнес Ронан, пальцами поглаживая узловатые когти Бензопилы. Ворониха вцепилась в выступ крыши рядом с хозяином и уставилась на исчезающее солнце, приоткрыв клюв, словно раздумывая, насколько приятно оно могло оказаться на вкус. – И конек крыши вызывают у меня…

Хеннесси ахнула.

Брайд едва успел схватить девушку за руку, прежде чем она упала с крыши. Пальцы Хеннесси намертво вцепились в мужчину, пока он затаскивал ее обратно.

Ронану не хватило времени спросить, что случилось. Его поразило следующим.

Внезапно он почувствовал себя наэлектризованным.

Свободным, его мысли парили в воздухе. Плененным, тело словно срослось с чем-то глубоко под землей. Он был и тем и другим одновременно. Ронан чувствовал, что способен на все что угодно, все, что когда-либо хотел, все, кроме как выпутаться из той штуки, с которой так тесно переплелся. Эта штука, это явление. Сущность или энергия, что бы это ни было, но оно делало его таким сильным, таким живым.

Он понял это, услышал, он был этим…

– Черт возьми, – прошептал Ронан.

Брайд улыбнулся.

Не той улыбкой, которую Ронан иногда замечал на его лице, эта выглядела совершенно иначе. Зубы Брайда белели в сгущающейся темноте, глаза полузакрыты, голова откинута назад. Эйфория. Облегчение.

– Это силовая линия, – сказал Брайд.

Ронан ощутил, как она распускается внутри него, как виноградные лозы, стремящиеся к солнцу. Гудящая энергия его снов, осознание невероятных возможностей, однако он не спал.

С громким криком Бензопила бросилась с крыши и взмыла высоко в воздух. В глубине души он чувствовал, что мог бы присоединиться к ней.

– Почему это происходит? – тихо спросила Хеннесси. Брайд все еще крепко держал девушку, обхватив рукой ее плечо.

– Всплеск, – ответил мужчина. – Это ненадолго. Если повезет, мы почувствуем еще один. А может, и третий. Так бьется сердце выздоравливающей планеты.

Ночная грязь казалась чем-то настолько далеким, в миллионе километров отсюда, чем-то, что никогда не сможет коснуться Ронана. Он был ночь, он был мир и так же бесконечен, как они оба.

Бензопила прокаркала сверху, и Ронан внезапно вскочил на ноги, легко удерживая равновесие на коньке крыши. Он во всю силу легких каркнул в ответ присненному ворону. Звук эхом разнесся над крышам мертвого города, превращаясь в гвалт целой стаи воронов, гвалт стаи Ронанов, хотя их было только двое.

– Он настолько сильный, – произнесла Хеннесси, хотя всплеск уже начал ослабевать.

Мир менялся. Становился местом, для которого кто-то вроде Ронана был создан.