Мистер Невозможность

– Зачем называть это днем рождения, если в этот день я просто, типа, появился? – спросил Мэтью.

Джордан подумывала вмешаться в дискуссию, но решила, что здесь речь скорее о братских отношениях, чем о снах. И если в одном она разбиралась, то о другом знала мало.

– Любой человек в какой-то момент просто появился, Мэтью, – сказал Диклан, снимая последнюю веревку, удерживающую катер у пирса. – Джордан, ты пристегнута?

Девушка отсалютовала.

Они отчалили. Шум двигателя заглушил протесты чаек над головой и голоса зевак на пристани, оставшейся позади. Вода позади катера забурлила, разделяясь на полосы белого, серого и черного цвета. Холодный зимний ветер свистел над Атлантическим океаном на фоне темнеющего горизонта. Не так уж это и цивилизованно, как предполагала Джордан. Поскольку температура воздуха казалась просто безумной, а Диклан вел катер чересчур быстро для романтической прогулки.

Почему Джордан вообще заботило, что подумает Хеннесси? На самом деле ее это не волновало. Просто она скучала.

В то время как Мэтью съежился на корме с пакетом картофельных чипсов, Джордан в конце концов надоело мерзнуть и она присоединилась к Диклану за рулем, спрятавшись за ветровое стекло.

– Кто научил тебя управлять лодкой? – спросила Джордан, повысив голос, чтобы быть услышанной. Если бы он заглушил двигатель, разговаривать было бы намного проще, но парень, казалось, полностью сосредоточен на цели, минуя причалы и постоянно оглядываясь через плечо, чтобы не сбиться с курса. – Отец?

Диклан рассмеялся.

– Меня научил сенатор, на которого я работал. Он считал это жизненно важным навыком.

– На случай зомби-апокалипсиса?

– На случай сбора средств.

– Без разницы.

Диклан слегка улыбнулся океану.

– Уловка номер 22. Люди легче расстаются с деньгами, жертвуя их тем, у кого они уже есть. Так ты узнала что-нибудь сегодня?

В течение последних недель Джордан не переставая билась над загадкой живительных магнитов. Она снова и снова возвращалась к «Эль-Халео», пытаясь понять, как он устроен. Насколько далеко простиралось его влияние, менялось ли оно изо дня в день… как картина делала то, что делала. За это время девушка навестила и другие работы Сарджента. Она просмотрела их столько, сколько смогла отыскать, чтобы выяснить, были ли среди них еще магниты. Найти Сарджента в Бостоне оказалось нетрудно; это был его любимый город, когда он бывал в Штатах. Он украсил фресками потолки Музея изящных искусств и стены Общественной библиотеки. Портреты влиятельных персон его кисти хранились в Гарвардском художественном музее и Массачусетском историческом обществе. В Музее Пибоди в Эссексе, Галерее Аддисон и Вустере было еще больше портретов, много акварелей и огромное количество набросков. Она столкнулась с полотнами, которые копировала ранее, например, великолепные и несколько жутковатые «Дочери Эдварда Дарли Бойта» в МИД Бостона, а также увидела множество других, которые у нее руки чесались скопировать, такие как легкая акварель с аллигаторами в Вустере. Джордан изучила не один десяток работ Сарджента.

Некоторые из них давали лишь поверхностное ощущение живительного магнита, но только три работы казались достаточно сильными, чтобы действительно заинтересовать грезу, нуждающуюся в энергии. «Эль-Халео», дочери Бойта, и недавно обнаруженное изображение драматически обнаженной натуры Томаса Маккеллера, чернокожего парня, которого Сарджент использовал в качестве основной модели для создания фресок МИД. Последний рисунок Сарджент долгое время скрывал в своей частной коллекции, как и реальные отношения с человеком на картине.

Джордан ни на дюйм не приблизилась к пониманию, как работают живительные магниты. Если кто-то и знал о них что-либо, то ей не рассказал.

– Некоторые из работ Моне – магниты, – произнесла Джордан. – В бостонском МИДе.

– «Кувшинки»? – предположил Диклан.

– Ты не поверишь, один из его соборов. От «Кувшинкок» я совсем ничего не ощутила.

Первое, что пришло ей в голову, что стоимость живительного магнита должна быть напрямую связана с его художественной ценностью, однако девушка так и не нашла никаких подверждений, поэтому от теории пришлось отказаться. В конце концов, на демонстрации, устроенной для нее Боудиккой, те произведения, которые показались ей наиболее сильными, не могли похвастаться виртуозным исполнением, и, напротив, большинство шедевров оставляли Джордан равнодушной. Какова была следующая теория? У нее не было следующей. Она рассудила, что дальнейшим шагом станет пристальное изучение истории каждого из обнаруженных ею магнитов, возможно, здесь найдутся подсказки, но затем Диклан пригласил ее на эту прогулку.

Прогулку на катере.

«Прекрасный способ развеяться», – твердила она себе. Не стоит переживать из-за сроков, установленных Боудиккой. Или молчания Хеннесси.

– Ты не думала просто украсть одну из них? – небрежно поинтересовался Диклан. Не у Гарднера, а где-нибудь еще.

– Само собой.

– И какую?