Мистер Обязательность

Верни: Хоть я и беременна, вследствие чего склонна делать неразумные выводы, хочу сказать одно: женщины могут вытворять что угодно и когда угодно по той простой причине, что все мужики — идиоты.

Мама: Требуется много времени для того, чтобы залечить душевные раны, но если это затянется, можно впасть в депрессию.

Не считая ответа моей сестры (и, понятное дело, Грэга), по всему выходило, что Мэл следовало бы пока находиться в трауре. Вместо того чтобы еще полгода сидеть дома и переживать, она уже вовсю флиртует с какими-то проходимцами. Может, у нее с арифметикой не все в порядке?

Женщина, еще только начало мая! Ты должна сидеть дома, вся в черном, и оплакивать наши отношения! Как минимум, до конца августа!

До этой встречи я жил более или менее нормально. Так, как будто Мэл отправилась в длительное путешествие и немного задерживалась. Но после того, как я увидел их вместе, раны открылись и заживать не желали. Никогда еще мне не было так больно. Со всеми своими предыдущими подружками я расставался не глядя, как будто они и вовсе не существовали. Но теперь, предварительно загнав себя в ловушку под названием «давай останемся друзьями», я сам вырыл себе могилу отчаяния, в которую буду погружаться быстрее, чем меня «вылечит время».

Мне казалось несправедливым, что горюю один я. Тем не менее ничего другого мне не оставалось, поэтому я решил с головой погрузиться в сладостную пучину. Сказавшись на работе больным, я отменил все свои выступления, запасся несчетным количеством попкорна, переоделся в пижаму от «Маркса и Спенсера» и тупо уставился в телевизор, смотря все программы подряд. Когда-то, когда мама подарила мне эту пижаму, я пытался от нее отделаться, ссылаясь на то, что сплю голым. Мама возразила тогда, что когда-нибудь она обязательно мне пригодится. Например, на случай крайней необходимости. Теперь-то я понял, что она имела в виду.

Так прошла целая неделя. Дэн, Чарли и Верни предпринимали ежедневные попытки вытащить меня из моего депрессивного состояния, но я отчаянно сопротивлялся, ссылаясь на то, что сам должен справиться с ситуацией.

В воскресенье около двух часов пополудни это случилось. Не то чтобы я перестал чувствовать боль — нет, я ощущал ее все так же остро. Думаю, я просто понял, что теперь мне придется с ней жить.

Для начала я побрился бритвой Мэл (она всегда запрещала мне это делать, так что я испытал сладкое чувство торжества справедливости), затем засунул всю траурную одежду в стиральную машину и в голом виде отправился в душ смывать с себя свою печаль. Намыливая голову позабытым Мэл шампунем (лаборатория Гарнье, для ежедневного применения, укрепляющий), я наконец принял решение. Решение измениться. Стать холостяком, наподобие Дэна. Крутым соблазнителем, не терпящим никаких девичьих фокусов. Классным парнем. Никому, кроме самого себя, ничем не обязанным.

Однако для того, чтобы убедиться в своих донжуанских способностях, нужен был какой-нибудь верняк. Кто-нибудь из моего прошлого, кто смог бы вернуть меня к жизни. Я прошелся по записной книжке. От А до Я. Дважды. Никто из моих предыдущих пассий не подпадал под определение верняка. Конечно, можно было проявить неординарный оптимизм и предположить, что кто-нибудь из моих бывших подружек резко изменился за четыре года моего отсутствия на сцене, но верилось в это с трудом.

И тут я наткнулся на визитную карточку Алекс. Я довольно долго размышлял, позвонить ли ей. «Разве не она назвала тебя «трогательно хорошеньким»»? — тут же подсказало мне мое эго. А ведь она к тому же «Самая горячая штучка на ТВ». Пожалуй, ее кандидатура была идеальной для восстановления моего вдребезги разбитого эго. Но нужно было попрактиковаться. Для такого нью-йоркского марафонского забега, как Алекс, необходимо было предварительно сделать кружок-другой по близлежащим улицам.

Выпив пива с тостами (праздничные вариации Дэна на тему: «Как хорошо, что ты снова с нами»), мы обсудили с ним наши дальнейшие поступки на пути к душевному выздоровлению. Выход для всех нас (Дэн, я и Чарли) был найден довольно быстро. Осталось только уговорить последнего.

— Я больше не хожу по ночным клубам!

Вечером того же дня мы с Дэном сидели у Чарли и терпеливо уговаривали его прислушаться к нашему гениальному плану. Сидя на спинке огроменного дивана, Чарли смотрел на нас, как на двух ополоумевших подростков, спятивших по дороге от Масвелл-Хилла до Крауч-Энда. В такие минуты особенно ощущалась разница в возрасте между Чарли и нами. В свои тридцать четыре года он решил, что довольно наигрался в юности, и, в отличие от большинства своих сверстников, с удовольствием думал о наступающем «среднем возрасте».