— Да, миссис Уоттс, — ответила я. — Я знала о ней. Хотя почти не была с ней знакома. Грейс умерла несколько лет назад.
Миссис Уоттс ничего не ответила.
— Я бы хотела заехать к вам, миссис Уоттс, — сказала я.
Молчание перерастало в недовольство.
— Я надеялась…
— Я немного устала сегодня, — сказала она. — О чем, вы сказали, пойдет речь?
— Ваш муж, миссис Уоттс. Он был моим учителем.
— Да. Вы говорили. Но сегодня вряд ли получится. Я собиралась уходить.
— Я могу приехать только сегодня. Я улетаю назад в Австралию завтра после обеда.
Вдох. Я ждала, закрыв глаза.
— Хорошо, — сказала она. — Это же не займет много времени?
Она рассказала мне, как добраться до ее дома; туда можно было доехать на поезде. От станции нужно было десять минут идти пешком мимо нескончаемых кирпичных домов, все с огороженными лужайками и защитными стенами; некоторые были разрисованы ругательствами, которые моя мама тут же бросилась бы оттирать. Или посмотрела бы на эти слова так, что они бы потрескались от стыда и осыпались вниз. Я прошла мимо спортивной площадки, на которой разгуливали птицы — утки, сороки, чайки — и банда в капюшонах; их задницы вываливались из мешковатых штанов, отвороты были натянуты на кроссовки. Оставив позади парк, я шла мимо одинаковых холодных, обдуваемых ветрами, домов с высохшими садами. Джун Уоттс дала мне четкие указания. Я не могла перепутать А и Б. Те, кто направлялся в А, могли повстречаться со злой собакой.
Эта большая, медленно передвигающаяся женщина в белых брюках выглядела совсем не так, как я представляла себе жену мистера Уоттса. Я не думала, что она наденет топ, на котором будет что-то написано. «Улыбайся», — предлагалось там. И полагая, что этого она и ждет, я так и поступила. Она не улыбнулась в ответ.
Думаю, мой вид стал неожиданностью и для нее. Подозреваю, что отчетливый австралийский акцент, который она услышала по телефону, повлиял на ее ожидания. Уверена, что она была не готова увидеть кого-то столь черного. На мне, к тому же, были черные туфли. И мои черные волосы отросли как во времена блокады, когда мама угрожала оборвать мои космы и чесать ими себе зудящую спину там, где не могла достать. Джун Уоттс закрыла за мной дверь и жестом предложила пройти в комнату. Кружевные занавески, закрывающие окна, пропускали совсем немного света. Когда миссис Уоттс без предупреждения хлопнула в ладоши, я подпрыгнула. Большой серый кот спустился с кресла, не скрывая недовольства. Миссис Уоттс указала мне на кресло, а сама села на диван по другую сторону кофейного столика. На столе лежала пачка сигарет. Она потянулась за ними и взглянула на меня.
— Вы не против, если я закурю? — сказала она. — Я немного нервничаю из-за всего этого.
— О, вам не стоит нервничать из-за меня, миссис Уоттс.
Я засмеялась, чтобы показать, что настроена дружелюбно.
— Я очень рада, что вы меня сюда пригласили. Ваш муж сильно повлиял на меня.
— Том что?
Она что-то проворчала, как тогда, когда говорила по телефону. Она зажгла сигарету и поднялась открыть окно.
— Я вышла замуж за слабого мужчину, Матильда, — произнесла она. — Я не хотела бы показаться злой, но это так. Том не был храбрым. Ему стоило бы расстаться со мной вместо того, что он предпочел сделать.
Миссис Уоттс затянулась сигаретой и сделала выдох. Она отмахнулась от дыма и вернулась на диван.
— Подозреваю, что он вам ничего из этого не рассказывал?
— Прошу прощения, миссис Уоттс. Из чего именно?
Она посмотрела в сторону прихожей.
— По соседству жила другая женщина. В квартире А, с собакой, о которой я вам говорила. Я должна была понять, что что-то происходит. Я заставала его, когда он стоял, прижав ухо к стене. Я спрашивала:
— Том, что, черт подери, ты делаешь?
Не помню, что он сочинял мне в ответ, но ему всегда удавалось выкрутиться, ведь я ни разу не заподозрила, что между ними что-то происходит. Даже когда ее забрали в Порируа, и он ездил навещать ее, я ничего не заподозрила.
— Порируа?
— В психиатрическую клинику. Ну, знаете, в сумасшедший дом.
Она прервалась, чтобы затушить окурок.
— Если хотите, я могу сделать вам чашку чая.
— Спасибо, миссис Уоттс, не откажусь, — ответила я.
На главной стене висели фотографии. Я попыталась окинуть их все одним взглядом. Я не хотела, чтобы Джун Уоттс решила, что я не в меру любопытна. Я такой и была, но не хотела, чтобы она это поняла. Так что мне удалось запомнить лишь одно фото — молодой пары. У него были темные волосы и приятное лицо. Он белозубо смеялся, широко открыв рот. В его петлицу был вдет красный цветок. Она выглядела молодой, но лицо было холодным, не сердитым, но готовым нахмуриться в любую секунду. На ней было бледно-голубое платье и туфли в тон. Когда Джун Уоттс принялась хлопотать на кухне, я посмотрела на цветок на лацкане пиджака мистера Уоттса. Если разговор увянет, подумалось мне, то я спрошу, как называется этот цветок.
Я вышла к ней на кухню. Она двигалась медленно. Видимо, ее беспокоило бедро.
— Миссис Уоттс, вы помните, чтобы мистер Уоттс когда-нибудь носил красный клоунский нос?
Она опустила пакетик чая в чашку и замерла, задумавшись.