Гризельда не была замужем. Смеясь, говорила, что не создана для брака, но по полунамекам, которые она позволяла себе делать буквально раз в несколько лет, Августе стало понятно, что не все так просто и что прошлое оставило в сердце Гризельды незаживающую рану. Мисс Марчбэнкс сделала успешную карьеру в Министерстве Магии. Работала день и ночь. Лишь бы быть среди людей. Лишь бы не думать. С годами боль притупилась, оставив после себя сожаление и грусть. Но кто знал, что там на самом деле творится, под старыми шрамами.
После рождения сына Фрэнка мистер Лонгботтом постепенно отдалился от жены, стал предпочитать компанию приятелей обществу Августы. Даже иногда бросал ей обвинения в том, что она, дескать, растворилась в ребенке и вообще «уже не та». Августа за словом в карман не лезла. Разводы не приняты в магическом обществе. Большой дом Лонгботтомов позволил супругам жить, месяцами не встречаясь друг с другом. Мистер Лонгботтом даже несколько раз уезжал в экспедиции со своими братом и племянником. Августа только вздыхала с облегчением.
Когда же в семью пришла беда, и на руках Августы оказался маленький Невилл, а горячо любимый сын Фрэнк и его жена очутились в больнице Святого Мунго, без памяти и без надежды на выздоровление, на мистера Лонгботтома снизошло озарение. Он повинился перед Августой, признал, что вел себя как идиот. Августа с этим согласилась. И хоть она не приняла его как супруга, но для Невилла они стали достаточно хорошими бабушкой и дедушкой. Как они сами думали. Так и было, если не учитывать несколько диковатые методы для пробуждения у внука магии. Особенно старался дядюшка Элджи, племянник мистера Лонгботтома. Когда магия, наконец, пробудилась, вся семья была на седьмом небе от счастья. А Невиллу подарили жабу.
К этому времени Августа и Гризельда несколько сократили число своих похождений. Все же возраст давал о себе знать. И появившаяся с возрастом разборчивость. Но иногда… Случалось, что заседания «Попечительского совета» затягивались и на несколько дней…
***
Люциус потянул вниз белоснежный воротничок сорочки. Проект, над которым велась работа, был крайне важен. Важно было показать общественности заботу о природе и окружающей среде. Создание заповедника с питомником ядовитых змей было направлено на то, чтобы обеспечить зельеваров ценными ингредиентами — ядами, змеиными яйцами, шкурками и другими частями змеиного организма. А также ненавязчиво восстановить имидж Слизерина.
— Скабиор. Я ничего не понял. Будет согласован проект заповедника, или эта старая грымза опять вертится, как уж на сковородке?
Скабиор сглотнул, некстати вспомнив, как всего несколько часов назад извивалась в его руках «старая грымза». «И вовсе она не старая, — почти обиженно подумал Скабиор. — Ну, сколько ей, ну не сто же?» Гризельде было сто сорок семь, однако этого наверняка не знала даже Августа.
— Люциус, все будет в лучшем виде, — заверил начальника Скабиор. — Я плотно веду работу в этом направлении.
Вновь волной нахлынуло воспоминание. Да, было плотно, и тесно, и жарко. И влажно. И было бы даже нежно — он всегда был готов к такому. Но оказалось, что умудренные опытом министерские эксперты любят, мягко говоря, пожестче. И проявляют такой профессионализм и рвение, что Скабиор в какой-то момент вовсе потерялся в ощущениях. Света в спальне почти не было — окна плотно зашторены, свеча горела только одна. Но и она вскоре погасла — в подсвечник попали туфлей.
В отсутствии света остальные чувства обострились. Вкус, осязание, слух — все были максимально задействованы. Не было на теле Скабиора места, которое бы этой ночью осталось бы без внимания. Он знал, что нравится женщинам, но таких изысканных комплиментов в свой адрес еще не слыхал. Наполненные подлинно слизеринским ядом, разговорчики двух подружек скользили буквально по лезвию ножа, по кончику жала, по грани абсурда, распаляли воображение и будили стремление доказать. Что он лучший. Во всем, что делает. Он доказывал — то одной, то другой, то обеим вместе, что согласованные действия непременно приведут их к успеху. И к оргазму. И не раз. Резкие движения сменялись плавными поглаживаниями, потом, замерев на какие-то бесконечные секунды, возобновлялись опять, сопровождаемые уже не едкими замечаниями, а тяжелым дыханием и протяжными стонами.
Не в его правилах было оставаться до утра, но, совершенно вымотанный, Скабиор заснул, обнимая правой рукой Августу, а левой — Гризельду. Или наоборот. Как бы то ни было, с обеих сторон его обнимали и прижимались к нему две весьма страстные, но, как и он, очень утомленные ведьмы.
Проснувшись спустя пару часов, Скабиор тихонько выскользнул из спальни, стараясь никого не разбудить. В спальне по-прежнему было очень темно, и собрать свою одежду ему удалось только с помощью невербального Акцио. Одевался он уже в коридоре. Хорошо, что успел застегнуть брюки до появления младшего Лонгботтома — защитника чести бабушки. Хм. Забавный парнишка этот Невилл.