Мистер Сыщик: Заложница (СИ)

-Вам лучше чистосердечно признаться, мистер Джонс, - вставила Пейдж, - это поможет как вам в дальнейшем, так и нам сейчас найти девушку, похищенную по вашей вине. Имя Хейли-Джин Таннен говорит вам о чем-нибудь?

-Что? Первый раз о ней слышу, -наконец-то отозвался подозреваемый, - я не причастен ни к какому похищению! Вам бы лишь все преступления на меня повесить! Я требую адвоката!

-Хейли расследовала подмену «Спасителя мира», что раньше находился в коллекции мистера Янга, - перебил я Ван Гога, - и вам лучше сообщить нам, кто является вашим покупателем, у кого сейчас находится эта картина, прежде, чем вас оденут в оранжевую форму и заставят наклонятся за мылом в душевой. И заметьте, лишь от вашего ответа зависит, сколько лет вы будете этим заниматься.

-Я не знаю, - в отчаянии воскликнул мужчина, - впервые не я находил клиентов, а они меня! Он не представился, но отсыпал авансом много денег, а потом – в два раза больше. Он звонил мне на мобильный сам, каждый раз с другого номера и вживую я его ни разу не видел, картину же принес в номер 215 отеля Уотсон, деньги уже ждали меня там… Ох, нет, я больше не скажу ни слова! Где мой адвокат?!

-Вы его получите, - кивнув, ответила Пейдж и мы вышли из допросной.

-Как думаешь, он врет? – спросила меня напарница.

-Непохоже, - покачал я головой, - но это еще предстоит проверить.

Как же Хейли вышла на след преступника, не имея на руках такого козыря, как Ник, а мы ухитрились уберется лбом о кажущуюся непроходимой стену?! Если Ван Гог сказал правду, больше, чем теперь вряд ли удастся из него выудить, тем более в присутствии адвоката. Единственное, что остается – арестовать его за махинации с картинами, узнать имена его клиентов… Возможно удастся что-то узнать в номере отеля, куда мужчина приносил украденный подлинник.

Я тотчас же поделился мыслью с напарницей, и к нам как раз подошел Купер, правда, с неутешительными новостями: дымовую шашку отследить не удалось, отпечатков на ней тоже никаких нет; следы от принтера ни к чему не привели, и мы оказались в полнейшей з… кхм… тупике. Оборваны нити. Хотя и есть зацепки, но надежда мизерная. Ненавижу полагаться на то, что преступник допустит ошибку.

Внезапно я услышал знакомую мелодию. Feelling good. Я усмехнулся, но через мгновение до меня дошло… Телефон Таррела! Я резко обернулся, ища глазами напарника. Тот как раз держал мобильный в руке, с безучастным видом глядя в экран…

***

Сколько сейчас было часов Хейли не знала, но желудок подсказывал, что после вчерашней попытки к бегству, за которую девушка получила великолепный фиолетовый синяк под глазом, ее еще не кормили, а уже прошло время завтрака и, возможно, даже обеда. Минуты тянулись невероятно медленно, словно противная жевательная резинка; в замкнутом пространстве из четырех стен, без даже крохотного окошка, куда бы проникал солнечный свет, Хейли казалось, что она задыхается, от этой пыли, угнетающей, унылой атмосферы и серости. Единственным предметом в комнате была скрипучая железная кровать, приваренная к полу; также помещение имело две двери: одна из них вела наружу и была постоянно заперта, а вторая – в соседнее подобное помещение, только к тому же очень тесное, где находился унитаз.

Пленницу посещал всегда один и тот же человек. Он приносил девушке еду и воду, а снаружи в это время дежурил еще один мужчина, на вид куда более сильный и свирепый, чем ее знакомец.

Хейли ходила из угла в угол, иногда кривясь от сосущего ощущения голода где-то в желудке. Она была все в том же белом свадебном платье, уже изрядно потрепанном, благодаря тому, что несостоявшаяся жена пыталась сбежать или хотя бы выбраться из рук похитителей. На сгибе локтя девушки виднелись синяки и крохотные точки засохшей крови – следы от уколов. Пленнице вводили в вену наркотик, чтобы она успокоилась. Но Хейли все равно не сдавалась, каждый день возобновляла борьбу за жизнь и свободу, насколько это было возможно. Даже когда похитители, постоянно сторожившие ее и приносившие ей еду, перестали скрывать свои лица за масками и девушка поняла, что ее не собираются возвращать живой, она не впала в отчаяние. Хейли всегда себе твердила, что безысходность – последняя стадия, переступить черту может каждый, но лишь слабаки теряют надежду в середине борьбы. Ее прическа давно истрепалась, потекшая тушь вперемешку со слезами засохла на ее щеках. Они лишили ее воли, пичкали наркотиками, желая, чтобы она впала в безумие… но в минуты здравого ума девушка боролась за единственное, что у нее осталось – ее мысли. Она вспоминала образ жениха, постоянно ускользавший от нее, словно вода сквозь пальцы, теребила в руках платье, пытаясь понять все произошедшее и ждала – непонятно чего.