- Потому что ты на них не реагируешь вообще, - и снова этот обиженный тон, который казался Сэму ужасным.
- А разговаривать нормальным голосом ты умеешь? – поморщился он, и Габриэль тут же показал ему язык.
- А кого интересует, что ты умеешь, даешь импровизацию, - фыркнул тот в ответ. – Иногда я думаю, если я что-нибудь совершу, оно будет предсказано или нет, какую-нибудь безумную идею, - мечтательно произнес он, вновь садясь спиной к деревянной кафедре. Руки Сэма он так и не отпустил, и Сэм уже сосредоточенно думал, как бы помягче ему об этом сказать. На их руки было смешно смотреть – маленькая рука с бледной кожей и угадывающимся рисунком вен под ней удерживала огромную лапу, измазанную в чернилах и исцарапанную чем-то неведомым. – Скажи мне самую безумную идею, которая придет тебе в голову?
- Проскакать на воображаемой лошади в семейных трусах по школьной столовой во время проверки из муниципалитета, распевая песню на корейском языке? – наугад произнес Сэм, представляя себе неоднозначную картину.
- А ничего, одобряю, - Габриэль улыбнулся и тут же склонил голову, скрывая улыбку. – Но я вообще-то о том, что ты сделать можешь, но никогда бы не решился, - и тут он уже внимательнее посмотрел на лицо Сэма, ожидая ответ.
- Наверное, сказать брату, что я больше не нуждаюсь в его опеке? – эта мысль была для него новой. После смерти отца получалось само собой разумеющимся, что Дин будет заботиться о Сэме, но прошел уже год, а Дин никак не переставал постоянно следить за ним.
- А может он так справляется с потерей отца? Всего себя посвящая тебе, - неожиданно предложил Габриэль. – Всегда думал, что если не дай бог по имени назову, запрыгнет на этаж в окно в трико и произнесет нечто вроде: «Кто-то звал меня!» нараспев.
- Тебе никто не говорил, что у тебя буйная фантазия? – поинтересовался Сэм, тем не менее, улыбаясь, стоило ему представить брата в трико.
- У меня вон там вот, - он кивнул за окно, где царила сырость ненастоящей зимы, - весна и птички поют.
- В этом я бы заподозрил ЛСД, давай проверим, - он за щеки притянул к себе шипевшего недовольного Габриэля, якобы вглядываясь в его зрачки. – За распространение наркоты вообще-то полагается неслабый срок, - добавил он, заставляя Габриэля легко засмеяться. – Поставь еще чего-нибудь, - попросил он, отпуская Габриэля от себя. – Со словами есть?
- Почему нет, все есть, за умеренную плату, - и раздвинул мобильник снова, сосредоточенно ища в поисковике. – Закрой глаза, - и Сэм послушно выполнил просьбу, головой уперевшись в кафедру и позволяя себе расслабиться.
Перед ним был переулок. Яркие огни ночного клуба и вылетающие на улицу молодые люди: парни и девушки, поднимавшие в воздух стаканчики с шампанским и бутылки с пивом. Они смеялись, не будучи пьяными, но чуть навеселе, в кожаных куртках и без машин, из тех, кто по вечерам работает и пропадает у друзей. Они улыбались и шутили, обнимаясь друг с другом, бежали вдоль улицы от машины с мигалками, останавливались у общественного фонтана и, не сговариваясь, прыгали на бортик, бегая вокруг. Наконец они прыгнули в воду, подняв тучи брызг. И снова бег от полицейских, сломанные каблуки и парни, несущие девушек на руках по темным переулкам. Край города и рассвет, бессонная ночь и адреналин, бушующий в крови. Прекрасные и неправильные, те, кто есть***. Это песня молодости, песня того, что жизнь можно проживать и неправильно, главное – проживать. Это песня, отдававшаяся мурашками по спине, заставляющая вжиматься в кафедру и желать бежать вслед неизвестным, купаться в фонтане и встречать рассвет, добираясь до дома к раннему утру и собираясь на учебу, фотографии с безбашенными друзьями и ночное небо над головой, это песня жизни, желания жить, желание тратить мгновения на полную.
Сэм задохнулся, слушая ее. Не в состоянии усидеть, не в состоянии оставаться таким, как есть – он хотел немедленно сделать хоть что-нибудь, доказать, что его никто не в состоянии удержать. Он даже упустил момент, когда рука Габриэля легла ладонью на его ладонь, беря за руку по-настоящему. Сжимая так, как будто он готов был повести Сэма туда. Вместе с ним. Сэм открыл глаза, пока повторялся припев, не понимая, как может простая музыка в три минуты с незатейливым текстом увести его так далеко, заставить хотеть изменить свою жизнь. Как объяснить это головокружительное ощущение?
И Габриэль снова испытывал то же самое. Музыка еще играла, когда он спросил:
- Знаешь, что из отчаянного сделал бы я?
- Нет, - покачал головой Сэм, как будто видя их самих с другого ракурса, под эту песню, каким-то саундтреком к тому, что произойдет. Он уже знал, что это не просто так. Не знал, насколько это спланировано, но почему-то очень хотел подчиниться. Узнать.
- Поцеловал бы тебя, - как-то буднично произнес он.