— В нем показана неприглядная темная изнанка американской мечты.
— Ты уже видел этот фильм?
— Трижды. Офигенный шедевр. Идем.
Мы вошли в кинотеатр.
Два часа спустя мы изучали меню в ближайшей брассери. Я пребывала в состоянии шока.
— Тебе не понравилось? — спросил Мэтью.
— Вопрос не в том, понравилось мне или нет, — сказала я. — Конечно, это… виртуозное кино. Но у меня такое чувство, словно…
Я не находила слов. Мэтью охотно поделился своими:
— Ты чувствуешь себя эмоционально выжатой. Тебя словно избили до смерти. Твоя душа в полном раздрае. Твою веру в человечность пошатнули. Ты никогда не видела на экране такой мерзости, такого ужаса.
— Ты почти попал в точку, — сказала я.
— Вот оно! Я хочу, чтобы зритель, посмотрев любой из моих фильмов, чувствовал себя именно так.
— Что ж, ладно, но… это не совсем то, чего я жду от вечернего похода в кинотеатр.
— Калиста, кончай. Не будь такой
— Нет, конечно, нет… закажу-ка я утку конфи.
— Послушай, когда ты смотришь фильм вроде этого, разве тебе не приходит в голову, насколько глупо и бессмысленно снимать кино вроде «Федоры» в нынешнем веке и в нынешних условиях?
— Но Билли из другой эпохи и из другого поколения.
— Ну а теперь иное поколение перехватывает инициативу. Мое.
Подавшись вперед, он сжал мои руки. Я вздрогнула, меня будто током пронзило. Мэтью был весьма убедителен, но я более не желала поддерживать этот разговор. И мне начинало мерещиться, что родилась я в не очень подходящее для себя время.
За ужином мы беседовали о летних каникулах Мэтью, он собирался погостить у бабушки с дедушкой в Корнуолле. Я была очарована этой идей. И пока Мэтью говорил, я позволила себе втайне помечтать о том, как в обозримом будущем он отправится в Корнуолл со мной. За ужин заплатила я, как и вчерашним вечером. Мэтью не выглядел богачом. Мне же каждую пятницу кинокомпания выдавала жалованье, пусть и скромное, но поскольку тратиться было практически не на что, я скопила кругленькую сумму. И то, что плачу всегда я, меня нисколько не тревожило.
— Итак, что же мы смотрим теперь? — спросил Мэтью, когда мы оба потягивали бренди. Выпивка не значилась в моих планах, но после того фильма я испытывала необходимость в спиртном.
— Это. — Перелистнув журнальную страницу, я ткнула в название фильма. — Кинотеатр чуть дальше по улице. Идем, начало через десять минут.
Эрнст Любич. Имя, которое Билли с Ици упоминали постоянно, но я не видела ни одного фильма Любича. Их уважение к этому режиссеру граничило с благоговением. Они создали культ Любича. Мне рассказывали, что в офисе Билли на стене висел тканый коврик в рамке с вышитой фразой: «Как бы это сделал Любич?» Билли уверял, что в разработке сюжетов Эрнсту Любичу не было равных, никто не мог превзойти его в изяществе, изобретательности и непрямолинейности, приправленными этаким незлобивым, сугубо центральноевропейским цинизмом.
Фильму, на который отправились мы с Мэтью, во Франции дали название «Рандеву». В англоязычных странах он более известен как «Магазинчик за углом». Странно было смотреть «Магазинчик» жарким августовским вечером в Париже, ведь по сути своей это рождественское кино. Красивая и простая история любви двух продавцов в маленьком универмаге в Будапеште: влюбившись взаимно по переписке, в реальной жизни они друг друга терпеть не могут. Более всего этот поход в кино запомнился мне тишиной. Я не зрителей имею в виду, кинозал был полон, и люди часто и много смеялись. Я говорю о тишине на экране — при абсолютном отсутствии музыки (за исключением звукового сопровождения на титрах в самом начале и в конце) диалоги двух влюбленных, ворчливые либо ласковые, велись неизменно в приглушенных тонах. В этом фильме обошлись не только без стрельбы, взрывов и рева моторов, но никто из персонажей даже не повысил голоса. Однако, вопреки или, наоборот, благодаря такой умеренности тепло этого фильма исподволь согревает тебя, окутывая янтарным сиянием, и внезапно ты понимаешь, что больше всего на свете тебе хочется такого же негромкого, нежного триумфа любви, какого сподобились персонажи Джеймса Стюарта и Маргарет Салливан в финальной сцене. По-моему, это самый романтичный фильм в истории кино.
Стоило нам выйти из кинотеатра на улицу, как моя рука потянулась к руке Мэтью, в ответ он крепко стиснул мою ладонь. А когда отпустил, я резко сократила расстояние между нами, взяв Мэтью под руку.
Так мы и шли рука об руку, и я ждала, что он выскажется насчет «Магазинчика». Мне не терпелось выяснить, задел ли его за живое этот фильм, как задел меня.
Наконец он сказал:
— До чего же прелестное кино.
Я поглядывала на него в надежде, что он добавит что-нибудь еще, но продолжения не последовало. Словечка «прелестное» мне было недостаточно. Но пришлось довольствоваться тем, что есть.
Затем мы оба по большей части помалкивали. Когда пересекали реку по Королевскому мосту, я услышала, что Мэтью напевает себе под нос.
— Что ты поешь? — спросила я.