Мистер Уайлдер и я

— Мелодию, которую ты сочинила. Ту, что ты сыграла для меня в баре в Греции.

— «Малибу»?

Пел он ее не совсем чисто, и однако.

— Рада, что тебе запомнилось мое сочинение. Но звучит оно немного иначе.

Я негромко пропела мелодию так, как я ее написала.

— Точно, — отозвался Мэтью. — Красивая вещица. Тебе удалось ее записать?

— Да.

— Пришлешь мне?

— Конечно.

Сердце мое готово было разорваться от счастья: выходит, он помнит наш последний вечер в Нидри и этот вечер ассоциируется у него с романтической аурой только что увиденного нами фильма. Посередине моста мы остановились и, облокотившись на перила, долго глядели на темную мерцающую воду. А когда нам надоело смотреть на реку, мы посмотрели друг на друга и поцеловались. Поцелуй получился долгим, а также довольно колючим из-за бороды Мэтью. Но я была не в претензии.

Вернувшись в отель, мы попросили ключи от наших номеров — у него был № 313, у меня № 422, — но в лифте, глянув на мой ключ, Мэтью сказал:

— Думаю, сегодня он тебе больше не понадобится.

Я засмеялась, и мы опять поцеловались.

А потом…

Говорят, Билли однажды сказал (не стесняясь в выражениях, замечу я): «Эрнст Любич мог выжать из запертой двери куда больше, чем многие режиссеры из расстегнутой ширинки». Почему бы и мне не воспользоваться приемом мастера и вежливо, но решительно запереть дверь номера 313, не выставляя на всеобщее обозрение то, что там случилось потом.

* * *

Утром мы решили заказать завтрак в постель. Попросили кофе, апельсиновый сок, булочки, яичницу с беконом, свежие фрукты и йогурт.

Любовь, обнаружила я, пробуждает зверский аппетит.

В ожидании завтрака Мэтью принимал душ. Я лежала, раскинувшись по диагонали на двуспальной кровати, наслаждаясь своей бесстыдной наготой и уютом спутанных простыней, еще не остывших после наших утренних занятий любовью. Лениво, расслабленно я размышляла о том, что сулит мне обозримое будущее. Работа над «Федорой» почти закончена, но это уже не имело никакого значения, поскольку возвращение к обычной жизни мне более не грозило. В мою жизнь вошел Мэтью, и все изменилось. Он может приехать ко мне в Афины на недельку-другую, прежде чем приступит к учебе в киношколе, а затем я переберусь в Лондон, чтобы быть рядом с ним. Или сниму там квартиру, если мое ежедневное присутствие в его жилище будет Мэтью стеснять. Наверное, не стоит начинать совместную жизнь чересчур поспешно. Мужчины такие перемены нередко воспринимают с опаской, хотя лично я готова начать прямо завтра, если сумею его уговорить.

Я потягивалась, зевала, прислушиваясь к плеску льющейся воды, доносившемуся из ванной. Руки, ноги у меня побаливали самым приятным и самым восхитительным образом.

Внезапно я сообразила, что коридорному, когда он доставит завтрак на тележке, надо дать чаевых. Я поднялась. Все так же голышом порылась в своей сумочке, но в кошельке лежала лишь одна десятифранковая банкнота (чересчур много) и горстка мелких монеток, сантимов (чересчур мало). Пятьдесят сантимов, вот что было бы в самый раз. Джинсы Мэтью валялись на полу. Я сунула руку в джинсовый карман, но вместо монеток нащупала листок бумаги. Бумаги для писем.

Вытащила листок, взглянула на него мельком — всего лишь мельком, походя, — но первое же слово зацепило мой взгляд, одно-единственное слово. Любимый. У меня скрутило желудок, письмо я развернула, но прочла только одно предложение в самом конце: Жду не дождусь, когда мы снова увидимся. Джульет. Ниже, под именем, с десяток целую и сердечки.

Тошнота подступила к горлу, и я засунула письмо обратно в карман джинсов Мэтью. Опустилась на край кровати, меня трясло, и сидела так, пока до меня не дошло, что я по-прежнему голая, тогда я принялась торопливо натягивать на себя одежду.

В дверь постучали. Я не открыла, потому что была полуодета. Опять постучали, напомнив: «Ваш заказ!» — а из ванной донесся голос Мэтью:

— Калли, будь добра, впусти его.

Полностью одевшись, разве что вторую туфлю не успела найти, я открыла дверь. Коридорный в униформе вошел в комнату, толкая перед собой тележку; я расписалась, подтверждая доставку завтрака, и, плохо соображая, что делаю, дала ему десятифранковую банкноту. Он был очень доволен, поблагодарил и удалился.

Но о том, чтобы позавтракать с Мэтью, уютно устроившись в кровати, и речи быть не могло. Я понятия не имела, что мне теперь делать и как быть, но спустя считаные секунды нашла вторую туфлю и последовала за коридорным, захлопнув за собой дверь номера 313.

* * *

Что произошло со мной в течение дня? На что я потратила время?