На этом месте записи обрывались. Последние написанные слова и так уже были едва читаемы, как будто рука писавшего утратила твердость. Строки расползались, буквы растекались, словно хозяин дневника заснул прямо над своей работой.
Мистер Ив вдруг заметил кое-что странное. Он провел пальцем по сгибу страниц. Из сгиба посыпались крошки. Нахмурившись, мистер Ив начал обыскивать постель. Его цепкий взгляд пытался обнаружить некую вещь, единственную, которой не хватало, чтобы подтвердить его внезапную догадку.
— Где ты? Где же ты? Ты должна быть где-то здесь…
Мистер Ив отбросил в сторону одеяло и обнаружил чернильную ручку. Ручка потекла, и вокруг ее пера на простыни расплылось фиолетовое пятно. Чернила уже успели высохнуть. Вероятно, Виктор Кэндл писал свои наблюдения и ел печенье. И вдруг уснул… Печенье с этим едва уловимым гадостным привкусом снотворного зелья…
— Вот ведь чертова ведьма… — со смесью гнева и уважения в голосе проговорил мистер Ив, слизнул с губы крошку печенья и в тот же миг уснул.
Тетрадь, по-прежнему раскрытая на страницах раздела «Саша», упала ему на грудь.
Около девяти часов вечера погода испортилась и хлынул дождь.
Мистер Стюарт Биггль, кутаясь в свое старенькое пальто, вошел в дом на холме. Никто не окликнул его: ни люди в красивых костюмах, курившие под зонтиками у двери, ни домочадцы. Он просто взял и зашел, и никому не было дела. Никого не волновало, что с его зонтика вода капает на пол — хозяева были слишком заняты гостями и приготовлением ужина, а гости, собственно, пребыванием в гостях.
Сложив зонтик и засунув его под мышку, мистер Биггль оглядел наполненный светом и теплом холл.
С полузабытой тоской он различил все те явные и характерные черты ведьминского дома в ожидании шабаша. Камины пылают, все лампы зажжены, пыхтят дымоходы. Изо всех концов особняка раздаются голоса. Повсюду суета и волнение. Мало кто может найти себе место. Мало кто признается в этом. Кругом одна фальшь: нарочитость улыбок, наигранность гримас, искусственность голосов, поддельность жестов. Все в ожидании…