Мистер Вечный Канун. Город Полуночи

Он увидел себя — немного старше того мальчика, который раскачивался на качелях. Семилетний Виктор стоял у вешалки и рыдал в рукав отцовского пальто. А еще он увидел взволнованную Мегану, бегущую к нему и перепуганную, как будто она боится, что он вот-вот умрет, — взволнованную, как будто он — ее сын. И вот Мегана уже пытается его успокоить, гладит по голове, говорит что-то утешительное, а он все захлебывается рыданиями…

Невидимая сила вновь его подхватывает и несет дальше, останавливаясь то в одной части дома, то в другой, перенося с этажа на этаж, меняя попутно и время. Виктор, которого он видел, становился все старше, но всегда рядом с ним была Мегана. Его любимая тетушка, которую он звал всегда, когда с ним что-нибудь приключалось. Мегана, стоящая за дверью его спальни и ожидающая, когда он уснет. Мегана, исцеляющая его синяки, когда его побили мальчишки. Мегана, которая со временем намеренно пытается отдалиться от него. И та же Мегана, у которой это чертовски плохо получается. А завершилось все Меганой, которая плачет, закрывшись в своей комнате, когда он, с клетчатым чемоданом в руке, хлопнув дверью, покидает Крик-Холл, не оглядываясь.

Виктор снова почувствовал ледяное прикосновение пальцев тетушки на своем лбу и открыл глаза. Он по-прежнему стоял в коридоре на третьем этаже, а рядом стояла она, Мегана Кэндл. Перед глазами все поплыло, и он покачнулся. Тетушка схватила его под руки, придерживая. И тут он вдруг ощутил. Все то, что забыл. Одновременно. За одно мгновение. И ему стало по-настоящему дурно.

— Что… Что это такое?..

— Неприятно снова вспоминать вещи, о которых тебя попросили забыть, не так ли?

— Что? Кто попросил?

— А ты сам как думаешь?

— Но почему? Почему она?..

— Потому что ты не мой сын, — последовал резкий и жгучий, как порез бритвы на щеке, ответ. — А еще потому, что на тебя были планы.

— На меня?

— С самого твоего рождения, — ответила Мегана. — Было время, когда она тебя любила. В самом начале. А потом наша мамочка Джина совершила свою злейшую подлость. Она… изменила тебя. За это Корделия от нее и избавилась. Но ты остался… и она пыталась — как бы мне ни было горько это признавать! — пыталась тебя любить, но у нее не выходило, а с годами все становилось лишь хуже. Со временем она стала уже просто ждать. Ждать того момента, когда тобой можно будет воспользоваться. И она почти дождалась — сегодня шабаш. Но я… Я была рядом. Я всегда тебя…

— Прости. — Виктор поднял руку и потянулся к тетушке. Возвращенные воспоминания вернули и чувство — он ее любил, по-настоящему, как родную мать — намного сильнее, чем мать. — Прости меня, я не…

— Не смей! — Мегана вздрогнула, и в ней вновь проснулся старый знакомый зверь. И зверь этот оскалил клыки. Зверь этот был начисто лишен сентиментальности. Он был в ярости из-за мгновения собственной слабости. — Это ничего не меняет, мальчишка. Сегодня вечером все сыграют свои роли…

Виктор опустил руку и сжал зубы.

— И она отдаст Сашу Иерониму?

— Да.

Он понял, что Мегана снова закрылась. Что ничего не расскажет, как ни проси. Но он должен был узнать! То, что Сашу готовили в качестве жертвы, подтвердилось, но было еще кое-что… Его странное наблюдение.

— Я все знаю о ее отражении, — сказал Виктор. — Ловко придумано! — На самом деле он вовсе не знал, что именно было придумано, но очень надеялся, что тетушка этого не заметит. — Я только не могу понять почему? Почему мама так поступила?

— Разве не ясно? — Мегана утомленно вздохнула. — Корделия не хотела рисковать. Иероним мог проснуться раньше положенного срока и попытаться самолично заполучить жертву. Поэтому она и поменяла местами твою драгоценную Сашу и ее отражение.

Опасения Виктора сбылись — они заколдовали ее. Правда, ожидал он совершенно иного и… И тут до него дошло. Он вспомнил ту резкую перемену в Саше, как будто она неожиданно умерла, при этом с виду оставаясь живой. Вот что с ней случилось на самом деле!

— Мама заперла ее в зеркале так же, как и папу, а мне осталась…

— Пустая оболочка, — подтвердила Мегана. — Отражение, которое не может ничего делать по-настоящему.

— Она жива? — дрогнувшим голосом спросил Виктор. — Прошло целых семь лет!

— Жива. Пока что. Прямо как Белоснежка…

Виктор застыл как вкопанный.

«Что? Белоснежка? При чем здесь… — Внезапно в голове будто связались разорванные прежде ниточки: — Черный дом, гроб и ключ… Гроб… Стеклянный гроб Белоснежки… Черный гроб в Черном городе. Кристина! Она ведь узнала именно то, что нужно. Вот только не о том человеке… Она спрашивала у чудовища про папу, но то сказало ей про…»

— Тебе не удастся ее спасти, — сказала Мегана, словно прочитав его мысли. — И себя самого. Все решено уже давно. Все готово.

— Знаешь, тетушка, — негодующе ответил Виктор, — как говорит мой редактор, все может измениться самым крутым образом еще с десяток раз до того самого момента, когда статья будет сдана в печать. Моя статья еще не сдана.

— Утешай себя этим. Ничего иного тебе не остается.

Мегана отвернулась.