Мистер Вечный Канун. Уэлихолн

Виктор стоял на пороге до самого ее возвращения — он не решился приблизиться к пленнику в полной темноте. Кто знает, что еще могло находиться в комнате?

Кристина вернулась. В руках она держала уже зажженную керосиновую лампу с его письменного стола.

Стоило сестре подойти, мрак, укрывающий помещение, немного рассеялся, но лучше бы он этого не делал. То, что открылось Кэндлам, пугало.

Комната, которая скрывалась под личиной гостевой спальни, была самым настоящим застенком — и вовсе не по причине ее месторасположения относительно спальни Виктора. В этой темнице страдали и умирали люди — это ощущалось здесь во всем. Спертый и вонючий воздух в комнате обдавал отчаянием.

Стены были сплошь обиты бурой тканью с едва читающимся узором в виде лилий и чертополоха. Эти «обои» в некоторых местах зияли прожженными проплешинами и выглядели столь древними, будто комната появилась здесь еще раньше, чем сам дом. У окна стоял огромный резной гардероб с точеными дверцами, бронзовыми витыми ручками и даже башенками; его украшал резной орнамент в виде листьев плюща. В углу примостилось пианино, напоминающее отросшую от грязно-бурой стены опухоль. Напротив пианино замерла, словно скальный утес посреди моря, старинная кровать с истлевшим пологом. Все пространство под ней было заполнено… костями! Хватило одного лишь взгляда, чтобы понять: человеческими. И их там было так много, что они даже вываливались из-под дубовой рамы.

Потрясенная Кристина зажала рот рукой. Виктор дернул головой, но не позволил себе даже отшатнуться. Сейчас, когда рядом сестра, он должен быть храбрым…

В углу, под потолком, действительно висел человек. Сплошь обмотанный алыми нитями и теми же нитями привязанный к стенам, он едва мог пошевелиться в своих путах. На его руках ржавели суставчатые латные перчатки, а на ногах — остроносые кованые башмаки, в которые были заправлены засаленные коричневые штаны. Больше на нем не было ничего, если не считать короны с длинными — не менее чем два фута каждый — зубцами.

«И как она не спадает с его головы? — подумал Виктор. — И как такие тонкие нити удерживают его во всем этом железе?»

На кровати были грудой свалены вещи и оружие пленника: камзол, тяжелый с виду плащ, доспехи, меч и арбалет — все порченное временем и ржавое, словно долгое время хранилось в земле. Запах, который шел из комнаты, внутри оказался еще сильнее, и исходил он от незнакомца.

«Как будто этот человек целый год провел в куче опавших листьев», — вспомнились Виктору слова Кристины на интервью в «Брауни Инн». Точнее и не скажешь…

Свет не только позволил Кэндлам увидеть того, кто находился в комнате, но и ему — увидеть их. Стоило огню лампы упасть на лицо пленника, как он задергался в своем коконе. Виктор и Кристина, не сговариваясь, отшатнулись, но нити, несмотря на всю их кажущуюся непрочность, держали надежно.

— Горящие слезы, вываренные из черной крови! — закричал незнакомец, и его крик резанул обоих Кэндлов по ушам. — Горящие слезы!

— Не кричите! Хватит!

Виктор захлопнул дверь, чтобы никто в доме, не дай бог, не услышал.

Незнакомец не повиновался и дергаться не прекратил. Он продолжал вещать свою бессмыслицу.

— Горящие слезы, вываренные из черной крови! — проскрипел пленник, не сводя безумных глаз с лампы в руках Кристины. — Горящие слезы!

— Что?

Виктор недоуменно поглядел на сестру и вдруг понял, что речь идет о керосине, а «черная кровь» — это, вероятно, нефть, из которой его получают.

— Думаю, он спятил, — прошептала Кристина, но пленник ее услышал.

— Еще одна кейлех! — в отчаянии провыл он, прожигая Кристину ненавидящим взглядом. — Да смилуется надо мной Печальная Пустошь.

Кристина ничего не поняла.

— Что он говорит? — нахмурилась она. — Как он меня обозвал?

— Кейлех — это значит «ведьма», — пояснил Виктор. — Ничего не говори, — мгновенно оборвал он попытки сестры что-то на это ответить.

И тут его осенило. Тайна исчезновения ирландских словарей раскрылась сама собой. Очевидно, все устроила мама, чтобы избежать излишних недоразумений вроде беготни младших Кэндлов по коридору с воплями: «Мам, тут кто-то обзывает тебя ведьмой за стенкой!», «Мам, тут кто-то сыплет проклятиями по-ирландски!»…

Виктор расхрабрился и подошел ближе. Кристина осторожно шагнула за ним.

Свет лампы полностью вырвал из темноты лицо пленника. Оно было узким, отощавшим: скулы выпирали, щеки, напротив, ввалились, а челюсти под кожей проступали пугающе четко. Сама кожа незнакомца, пепельно-серая, казалась невероятно сухой. Глубоко посаженные глаза зло и колко выглядывали из-под тяжелых век, над ними нависали темно-красные мохнатые брови. Такого же цвета волосы, слипшиеся от пота, неровными прядями свисали с его головы, которая…