Мистер Вертиго

— С какой стати я должен искать нового мальчика? — Вид у мастера был искренне удивленный.

— Потому что я кончился, вот с какой. С такой, что лавочка закрывается, я больше не нужен.

— Стало быть, ты решил, я могу тебя так вот бросить?

— А почему нет? Все по-честному: пользы от меня никакой, так что ж вам теперь, не жить, что ли? Вы вправе строить новые планы.

— У меня и так есть новые планы. У меня их сто… или тысяча. Полны руки, карманы и даже носки. Я набит по горло новыми планами — того гляди, начну чесаться, так что уж лучше я выложу немножко на стол, поделюсь с тобой.

— Со мной?

— С кем же еще, заморыш несчастный! Однако не разговаривать же на пороге — не дело, правда? Идем поднимемся в номер. Закажем себе ланч, сядем и поговорим серьезно.

— Все равно не понимаю, зачем я вам.

— Что же тут понимать? Да, на левитации мы погорели, но это не значит, что мы уж совсем вышли из игры.

— Хотите сказать, мы остаемся партнерами?

— Пять лет — долгий срок, шпендрик. Нам с тобой пришлось через многое пройти, и я к тебе вроде как привязался. К тому же моложе я не становлюсь. Глупо было бы отправляться снова кого-то искать. Не теперь, не в моем возрасте. Я полжизни потратил на то, чтобы найти тебя, и не намерен от тебя отказываться только потому, что жизнь нам немножко накостыляла. Нам нужно, как я уже сказал, обсудить, как быть дальше. Если мои планы придутся тебе по душе, останемся партнерами. Если нет, поделим денежки и отправимся дальше каждый своим путем.

— Денежки? Бог ты мой, про них-то я начисто забыл!

— Ты думал о другом.

— Н-да, видно, так шмякнулся, что извилины выпрямились. Так сколько мы там заработали? Сколько у нас есть, босс?

— Двадцать семь тысяч долларов. И все лежат здесь, в этом самом номере, все наши и свободны от налогов.

— А я-то уже решил, что опять начинать с нуля. Но так-то лучше. В смысле, что двадцать семь кусков неплохие денежки, а?

— Конечно, неплохие. Могло быть и хуже.

— Значит, в конечном итоге корабль остается на плаву?

— Вот именно. Мы хорошо поработали, Уолт. А, учитывая наступивший кризис, можно даже сказать, отлично. Корабль не корабль, но лодочка у нас есть, теплая и сухая, и нам плыть по морям бедствий куда проще, чем многим.

— Так точно, сэр.

— То-то же, приятель. Команда, на борт! Дождемся попутного ветра, снимемся с якоря, и — раз-два, взяли — только нас тут и видели.

Я отправился бы с ним на край света. На лодке, на велосипеде, да хоть на брюхе ползком — способ передвижения не имел для меня значения. Мне было важно только одно — быть вместе с ним, там, где он, и идти туда, куда он. По пути из больницы и до гостиницы я считал, будто все потерял. Не только работу, не только жизнь, но и мастера тоже. Я думал, я больше не нужен и он вышвырнет меня за порог и ни разу обо мне не вспомнит, а теперь я знал, что все не так. Я для него не только средство добычи денег. Не только летательный аппарат с заглохшим теперь движком и отпавшими крыльями. На счастье или на несчастье, но мы всегда будем вместе, и для меня это было дороже, чем все аншлаги на всех стадионах вместе взятые. Не хочу сказать, будто будущее перестало казаться мне в тот момент черным, но все-таки оказалось вполовину светлей, чем могло бы. Мастер остался со мной, да не просто остался — в кармане у него были спички, чтобы освещать дорогу.

Так что тогда мы поднялись к нему в номер и съели свой ланч. Ничего не могу сказать про тысячу планов, но три-четыре идеи насчет того, как жить дальше, у него были, и каждую он успел заранее хорошенько обдумать. Этот человек был из тех, кто не сдается никогда. Пять лет тяжелейшей работы вылетели на ветер, месяцы раздумий и вычислений оказались в одну ночь выброшены псу под хвост, а он рассуждал о будущем, будто оно было у нас в кармане. Таких людей больше не делают. Мастер Иегуда был из них последний, и никогда с тех пор я таких не видел: кто бы в джунглях чувствовал себя как дома. Пусть он был не царь зверей, но он изучил их законы и знал эти законы лучше других. Можно было дать ему под дых, можно было плюнуть в морду и разбить сердце, но он тотчас же снова вскакивал и снова был готов сражаться со всем миром. Никогда не хоти умирать. Он не то что жил по этому правилу, он был из тех, кто его придумал.