Мистерии доктора Гора и другое…

Дюк отвечал по телефону сам, — разумеется, по-английски, но быстро, при необходимости, переходил на сносный русский, украинский и даже на польский. Не так уж странно, если учесть, что его отдаленные предки покинули в начале века захолустное местечко, затерянное где-то в Полесьи. Здесь же фамилия Бородюк оказалась совершенно непроизносимой для новых соотечественников, следовало избавиться от части её написания: небольшая манипуляция при оформлении бумаг в иммиграционном офисе приютившей их страны — и последующие поколения американских Бородюков все стали Дюки.

Дюк, наш современник, имел свою практику — не врачебную, но близкую к ней. Начитанность позволяла ему при случае произносить без запинки медицинские термины, а то и целые фразы, по латыни. Но и с новыми эмигрантами без особого труда находил он общий язык, тот, что понемногу всё еще передавался бывшими Бородюками из поколения в поколение.

Дипломов его никто не видел и никто не спрашивал, да и зачем? Дюк был — целитель. Экстрасенс? — как сейчас говорят — наверное, и это: со временем он научился помогать при нездоровьи людям, даже и когда современная медицина предполагала необходимость хирургического вмешательства. Прежде же всего, Дюк брался избавлять пациентов (нет, все-таки — правильнее называть их клиентами) от заикания, мигрени и бессоницы. Возможно, вместе с языком, передалась ему и некая способность от его пра-прабабки, слывшей в Полесьи знахаркой, а то и ведьмой. Хотя, зла она никому не причиняла, а даже, напротив, помогала многим — заговорами, отварами трав, только ей известных.

Приемная его редко пустовала. Дюк арендовал в офисе старика-окулиста одну комнату, где и встречал посетителей. Практиковал он, разумеется, не касаясь больного руками — для такого вида врачевания (теперь это называют «мануальная терапия») требовалась бы лицензия, а ее у Дюка не было и быть не могло, потому что все внешние приемы лечения были им обретены в результате недолгой работы у китайца-целителя, хоть и практиковавшего под вывеской хиропрактора, но часто обходившегося и без применения рук. Ну, все же, наверное, и пра-прабабка Дюка «помогла»…

Попал он к китайцу сразу после школы, которую оставил, недоучившись всего год, а китайцу требовался помощник с хорошим английским — так и выстроилось начало карьеры Дюка. У хиропрактора на полках хранилась библиотека с книгами и журналами, в том числе и изданными в Штатах, — откуда и начитанность Дюка. Иногда Дюка приглашали ассистировать китайцу — разместить пациента на специальном лежаке, смешать в нужной пропорции растительные настойки и мази, извлекая их из флаконов и банок с загадочными иероглифами на этикетках.

И, знаете, открывшему со временем свою практику, Дюку врачевание удавалось, оно становилось всё успешнее — расставались с ним больные, почти всегда довольные результатами. Теперь в его активе числились избавленные от гастритов, язв, грыжи, и даже был случай, рассказывал Дюк, когда он одним лишь мысленным усилием избавил новорожденного от косоглазия. Как это у него получалось — не спрашивайте, он и сам этого не понимал. Может, еще и от китайца незаметно и постепенно передалась ему способность влиять на болезнь, некое тайное умение? Так и складывалось, одно — к одному…

Словом, клиентов унего хватало, но все же настал момент, когда постаревший Дюк понял, что незаметно, почти вдруг, подступил тот самый час разделить отпущенное ему время с кем-то очень надежным. Конечно, вернее сказать — «надежной». «Только, как её найдешь, — размышлял Дюк, — чтобы было хорошо, спокойно, чтобы без ссор, без назойливых подруг, часами болтающих по телефону, а то и являющихся в гости при самых неподходящих моментах домашней жизни». В знакомых ему семьях такое было нередко, и даже, можно сказать, всегда. Этого Дюк совсем не хотел, отчасти потому и оставался один.

Конечно, он не был девственником, но его опыт интимной жизни, главным образом, ограничивался недолгой связью с сидевшей с ним рядом в школе девчонкой, взрослой не по годам, и проявившей первой необходимую инициативу. А продлить эту связь он не знал как, да и не стремился к тому, только обдумывая полученный опыт и не умея его применить… Ну, случались и потом знакомства — на одну, на две встречи — какие Дюк старался скорее забыть…

Словом, не складывалась личная жизнь Дюка: сначала не было денег, чтобы пригласить, возможно, настоящую в перспективе подругу, хоть бы и в недорогое кафе. Потом было некогда… Потом всегда опасался чего-то… А потом пришел возраст, называемый критическим. Одиночество, к которому Дюк привык и приспособился, все же давало о себе знать, особенно вечерами, оно лишь изредка прерывалось звонками недавних клиентов, просящих совета, — и тогда, протянув руку к телефонной трубке, он вдруг думал — а что, если… Да что там — если, хотя откуда ему взяться, этому «если»?

* * *