Мистерии доктора Гора и другое…

Глазьеву оформили отпуск «в связи с профзаболеванием», но решили, на первое время, ограничиться его обязательной явкой для текущего осмотра, а потом уже поместить в стационар, создаваемый на одну персону для проведения опытов и тщательного исследования. Пока же зачислили его внештатным консультантом, взяв подписку о неразглашении. И теперь приходил он к себе на работу в специально смастеренном в закрытом ателье, по эскизу Гора, — вот ведь и Гор оказался при деле — картузе, почти прикрывавшем брови. «Экзема», — сразу объяснил Семен на службе, а потом больше никто и не интересовался.

И еще порекомендовали ему немедленно рассчитать домработницу, о чем она и сама просила теперь, здоровым народным чутьем догадываясь, что в доме ее хозяев твориться что-то неладное.

В лаборатории же, после просвечивания Глазьева особыми лучами и прикладывания к нему электродов, было определено, что при полном внешнем сходстве с природным органом, устройство его феномена было несколько отлично (не станем вдаваться в подробности) — сместилась туда некая жизненно важная субстанция, от которой, помимо прочего, зависела сохранность не только убеждений, но и самой памяти Глазьева — и то, и другое для ведения исследований было совершенно необходимо. Да и сам Семен решительно теперь ампутации не хотел, и даже боялся, а надеялся на всесилие современной науки, веру в которую он пока не терял.

На службу к Глазьеву слухи все же просочились, неясные, но будоражащие. И поскольку никто толком не знал ничего, то слухи приобретали уродливый характер, обрастая подробностями и вовсе невероятными. Даже кто-то стал требовать партийного разбирательства. Разбирательства чего? — этого там и сами не очень понимали, но смутьянов быстро одернули, рекомендуя, на всякий случай, усилить в коллективе антирелигиозную пропаганду.

В помощь Академику была создана специальная комиссия, члены которой углубились в изучение печатных источников, не брезгуя при этом сохранившимися преданиями, легендами и даже художественной прозой, в поисках описания подобного, происшедшего хоть бы и в отдаленном прошлом. В числе прочего были отвергнуты ссылки на единорогов, на циклопов, как и на ослиные уши древнекритского царя Мидаса, — вся эта чепуха из обзорных рефератов историков-членов комиссии вскоре вновь перекочевала в глубину тысячелетий, где ей и надлежало находиться.

* * *

Эксперимент — за экспериментом, опыт — за опытом и, наконец, появилась возможность доложить в инстанции, нетерпеливо ожидавшие результатов: выявились некие любопытные закономерности. Ну вот, например, такая: обычно находившийся в аморфном состоянии феномен, обнаружили его исследователи, единственно отчего приходил в возбужденное состояние, это когда по радио передавали важные правительственные сообщения, например, об очередном снижении розничных цен, и то же явление наблюдалось, когда Глазьев просматривал передовые статьи центральных газет.

Словом, поначалу происходило это в самое неподходящее время, поскольку знакомство с прессой обыкновенно приходилось на служебные часы, отчего, оказывавшиеся рядом, сослуживцы Глазьева подозрительно косились на вдруг начинавший шевелиться картуз Семена, прикрывавший его лоб. Зато на различного рода электрические и магнитно-резонансные возбудители, специально сконструированные на предприятиях военного назначения по заказу лаборатории, феномен никак не реагировал.

Не проявлял он себя и в минуты физической близости Семена с супругой — об этом Глазьев ежеутренне докладывал Пронякину лично или по телефону, ради чего спаренный квартирный номер Глазьева «распарили», и звонить теперь он мог в любой час и в любую минуту. Подыскали в соответствующих службах девиц, согласия которых на участие в эксперименте не требовалось, но ни блондинки, ни брюнетки, ни худышки и ни толстушки никаким образом на объект эксперимента влияния не оказали.

А далее… Далее события приняли характер стремительный и масштабный, и уже можно, пожалуй, порадовать читателя, с трудом удерживающего себя от желания заглянуть на последнюю страницу пересказа этой истории, некогда записанной автором со слов его приятеля.

Случилось непоправимое: зарубежная радиостанция, ведущая свои передачи на русском языке, передала трехминутный комментарий, посвященный феномену, назвав при этом полностью имя, отчество и фамилию Семена, упомянули занимаемую им должность и даже адрес лаборатории, в которой ведутся секретные исследования феномена. В Академию медицинских наук и лично Академику из-за рубежа посыпались запросы, поставившие всех в весьма щекотливое положение…