Подходя к клинике, Шмаков готовился к серьезному разговору, в надежде, что еще не поздно, что все может обернуться по-хорошему и что удастся забрать свою расписку, отдав взамен новую, на чужой скелет. Надо только быть с ними построже, понимал Шмаков, и даже заготовил такое: «Безобразие! При современном развитии пусть ваши ученые придумают искусственные скелеты из пластмассы!»
В комнате с табличкой номер «13» оказались совсем другие люди, солидные, пожилые. Шмаков начал очень миролюбиво, объясняя, что хотел бы свою расписочку получить обратно, взамен вот этой. А заметив, что его не понимают и, не читая, возвращают ему «документ», сорвался: «Нет пока такого закона, чтобы у трудящихся насильно покупали их скелеты!»
— Успокойтесь, товарищ, присядьте, вот стул, — что вас беспокоит?
Шмаков сбивчиво объяснял про недостачу, про фининспекцию и про пьющего соседа, который его надоумил…
— Николай Николаич, — обратился, наконец, задыхаясь от хохота, один пожилой юрист к другому, — это твои, твои аспиранты отчебучили! Ты им теперь практику должен зачесть по высшему балу!
Подошло время — так ведь и умер по-настоящему Шмаков: жил-жил и перестал…
Неприятная, даже и для человека привычного, процедура освидетельствования того, что оставалось от Шмакова, досталась, как и положено, дежурившему в тот раз доктору, не поверите — им оказался один из шутников, оформивших когда-то здесь же, в институтской клинике, «прошение» Шмакова. Произведя необходимые действия, доктор окликнул штатного прозектора, боясь поверить глазам, да какой — глазам, всем пяти чувствам, которыми наделила нас природа: вместо костей, составляющих так называемый опорно-мышечный аппарат «хомо сапиенса», мышцы, сухожилия и всё остальное, удерживалось в относительно должном порядке некоей субстанцией, на кости мало похожей.
А похожа она была на аккуратно оструганные деревянные щепы и палочки, которые рассыпались при малейшем к ним прикосновении скальпеля… Плоть же Шмакова сохраняла при этом заданную природой форму, будучи ни к чему не прикрепленной. К ней и не стали прикасаться, в ожидании вызванной местным руководством, не посмевшим брать на себя ответственность за результаты вскрытия, комиссии, которой следовало освидетельствовать факт отсутствия скелета у покойника.
В тот день месячный запас спирта всей клиники был освоен досрочно и полностью… Комиссия же, видимо, в предположении абсолютной невменяемости дежурного персонала, имевшего почти неограниченный доступ к ректификату, не появилась. Ну, и Господь с ней, решили оказавшиеся причастными к этому прискорбному событию сотрудники.
А Шмакова в тот же день поспешили предать кремированию, ибо, как помнит читатель, не было у него близких, кто пришел бы проститься с покойным. Так и сожгли Шмакова, и вместе с ним ушла в трубы крематория загадка его существования, а может, и вообще всех нас.
Любого человека.
P.S. Вот такой сюжет подарил мне много лет назад собеседник, навестивший меня дома, в надежде на приятную беседу с участием двух моих приятельниц, и он не обманулся, естественно. Записал я тогда его рассказ, как смог, наспех, а теперь, наткнувшись на пожелтевшие листки, чувствую — пришла пора и с вами, уважаемые, поделиться ею. Много лет спустя можно, пожалуй, и открыть имя собеседника — догадливый читатель уже понял, что был это не кто иной, как мой добрый знакомец доктор Гор — это именно он и был одним из шутников-ординаторов медицинского института.
Дошутился, значит…
Обалдуевщина
— Дед, почему ты всегда рассказываешь о таком, чего никогда не может быть? Расскажи что-нибудь, что было на самом деле!
— потребовал внук, закутавшись по самые уши в одеяло.
— Ну, хорошо — сегодня я расскажу тебе самую правдивую историю на свете! Слушай, вот она.
Знаешь ли ты, что живет в нашем городе человек с фамилией Обалдуев? Человек как человек, ничего особенного, только досадует, что от рождения досталась ему такая дурацкая фамилия. А совсем недавно ему сказали, что фамилию, когда захочешь, можно поменять на какую-нибудь другую и стоит это совсем недорого.
— А что — это идея!.. Ну, допустим, поменяю, — задумался Обалдуев, — а на какую? — и принялся составлять список, из которого мог бы выбрать для себя что-нибудь подходящее. Обалдуев листал телефонные книги, читал надписи на старых почтовых ящиках, где они еще сохранились, заходил в книжные магазины — запоминал имена авторов на обложках книг, потому что дома своих у него почти не было, да и зачем бы? А вот ведь, потребовались…