— Скажи — я вот понять не могу, — как мы с тобой понимаем друг друга? В Коридоре — ясно, — там все друг друга понимают, на каких бы языках не говорили, там слова преобразуются в энергию и доходят в голову по смыслу, а не звучанию, но не здесь. Ведь ты не говоришь на руурском диалекте?
— Нет, не говорю. Но объяснить этот феномен могу. Из-за того, что этот мир «сборный» — то есть дети, как я уже говорил, здесь не рождаются, а люди приходят из других миров, — все, как следствие, говорят на разных языках. И чтобы не возникало речевых барьеров, мой Начальник… Правитель — не везде, но во многих местах — внедрил систему трансформации любых наречий и диалектов в один понятный всем язык. То есть его не нужно учить, ты просто «понимаешь», о чем говорит собеседник. Получается, что в сознание внедряется не какой-то отдельный «новый» язык, а, скорее, способность понимать жителей других регионов.
— Как удобно. И сложно, наверное.
— Сложно?
— Такую систему создать. Должно быть, твой Правитель очень могущественный и мудрый человек.
— В общем, да.
Знала бы она, что недавно Дрейк самолично восхищался способностями Тайры по вытягиванию на поверхность тела дока «душевных» лучей, рдела бы от удовольствия.
Да, Начальник заинтересовался гостьей, это точно.
— А ты уже передал ему кристалл?
— Передал.
— Думаешь, он поймет, что там?
— Надеюсь на это.
— А то, может, пора вернуть твоему телу нормальный вид — спрятать Свет? Я могу, у меня хватит сил. Наверное.
Слово «наверное» как раз совпало с протяжным урчание в животе Тайры. Стив улыбнулся.
— Нет, пока не стоит. Сначала убедимся, что он разобрал ответ и сможет его использовать, а то вдруг мне придется идти обратно в Коридор?
— В Коридор? Ты что, серьезно? Снова?!
Хм, кажется еще недавно она мечтала в нем остаться.
— Нет, я не знаю. Просто предположил.
— Тогда я тоже надеюсь, что он разберет. Должен, ведь он же мудр.
Лагерфельду тоже хотелось в это верить.
Их разговор прервался, когда в дверь вошел держащий обеими руками объемный поднос представитель Комиссии.
— Еда. И вода.
— Вовремя. Очень вовремя.
Стив привстал, чтобы помочь расставить на столе бутылки и тарелки, а Тайра шумно втянула носом воздух и облизнулась.
— Не объедайся, ты обещала.
Прежде чем начать трапезу, она долго крутила в руках красные глянцевые яблоки, скрупулезно изучала бананы, разглядывала сливы и виноград, тыкала вилкой в сыры. Но больше всего ее, конечно, привлекала исходящая паром на тарелке курица и дольки жареной картошки.
Док мог не проводить анализ, чтобы понять, что ее рот доверху заполнился слюной, как тируанский грот водой.
— Не объедайся.
Тайра помотала головой.
— Не буду.
К этому моменту они поменялись местами — теперь дама сидела у стола в кресле, а Стив вытянулся на диване и тщательно пытался не допустить момента, когда веки слипнутся окончательно.
— Ты спи. Отдыхай. Я поем аккуратно.
— Пей побольше воды.
— Угу. А ты потом мне расскажешь, как все называется? Вот эти красные дольки и зеленые кружочки…
— Расскажу. — Помидоры и огурцы подождут, потому что он, кажется, уже спал. Усталость сморила тело — навалилась душным, но уютным покрывалом, призывала расстаться с мыслями, приказывала соскользнуть в дрему окончательно.
Прежде чем сделать это, терзаемый любопытством Лагерфельд не удержался и спросил.
— Слушай, Тай… А чем вы там на Архане подтираетесь, если не бумагой?
Несвоевременный вопрос — понятное дело, — но такой интересный. Не заснет ведь, пока не узнает.
Напротив уже с аппетитом жевали. Булькали водой и разве что не прихрюкивали от удовольствия.
Губкой, она сказала? Сваленной из козьей шерсти губкой, которая хранится рядом в чане с чистой водой?
Как ужасно, должно быть, подтираться шерстью, подумал Стив, засыпая. И негигиенично.
Тереть задний проход махровым комком?
Услышь подобное Эльконто, глумился бы над жителями Архана следующие три года, если не дольше. И хорошо, что Дэйна здесь не было. Хорошо и плохо. Стив по нему скучал… скучал, да, но не прямо сейчас — сейчас он вообще ничего не чувствовал и ни по кому не скучал.
Сейчас он был счастлив.
Потому что уже почти спал.
— Это что, издевательство?
Дрейк стоял в центре затемненной комнаты.
Информационный кристалл лежал на полу — из него, рассеиваясь и превращаясь в груду непонятных символов, обозначений и букв, лился к потолку серебристый свет. На уровне глаз, похожий для Джона на полную белиберду, висел принесенная из Мистерии подсказка-ответ — взрывающее мозг нагромождение из полузнакомых и незнакомых знаков — полночный бред спившегося ученого-математика.
— Точно издевательство. — Изрек Сиблинг, потратив на изучение голограммы еще минуту.
Его собеседник молчал. Тер подбородок, сверлил взглядом знаки и изредка шевелил поджатыми губами.
— Думаю, это формула.
— Ты смеешься?
— Самая сложная формула из всех, что я когда-либо видел.
— Да уж, непростая.