Мистерия убийства

— Ты по-прежнему считаешь, что убийство цыплёнка говорит о нашей отсталости, не так ли? Если так, то ответь: как можно уважать жизнь, не уважая смерти? Ты видишь во мне лишь кровожадного монстра, обожающего проливать кровь. Разве не так?

— Нет. Но…

— Ты живёшь только головой, Алекс, — печально произнёс Даймент. — А должен учиться жить и своим телом. Ты должен жить и этим местом, — постучал он себя кулаком в грудь. — Ты должен уметь жить сердцем.

— Я живу телом.

— Нет. Прошло всего лишь три часа, как тебя вынули из могилы, а ты уже целиком вернулся сюда! — Он прикоснулся пальцами ко лбу и издал вздох, больше похожий на стон.

— Прости, — сказал я. — Мне почему-то кажется, что Байрон до сих пор занимается жертвоприношением. Он спрятал в моём доме пропитанную кровью футболку. Поэтому полицейские решили, что сыновей убил я. Так они думали до тех пор, пока не пришли результаты анализов.

— Да. Байрон любит убивать.

Я не знал, что ответить.

Даймент простёр руку, как бы… благословляя меня, и продолжил:

— Нет… Ты не прав… Байрон… больше похож на филина или пантеру. Он не приносит жертву. Он проливает кровь для себя. Удовлетворяя собственную жажду. Я пытался научить его, как смертью приносить пользу… Но… — Даймент снова грустно покачал головой.

— О чём ты?

— О щенке. Байрон появился у меня примерно в то время. Я сказал ему, что собака умерла без всякой пользы. «Ты использовал свою власть, мальчик, ничего не получив взамен». Он спросил: «Что такое власть?» «Власть — это способность причинять кому-то боль. Власть — это возможность заставить кого-то умереть. Но не просто умереть, а умереть с пользой».

— И что на это сказал Байрон?

— Он попросил научить его всему, что известно мне.

— Чему именно?

— Магии.

— Чему-то вроде карточных фокусов?

— Нет, нет! — возмущённо затряс головой старик. — Эти трюки он уже хорошо знал. Байрон всегда умел отвлечь внимание или, как говорят у нас, «заставить всех смотреть в другую сторону». Нет, он хотел узнать все о таинствах. О жертвоприношениях и о том, что мы называем «подлинной магией».

— И ты мог научить его всему этому?

— Да. Но говорить с тобой об этом я не могу. Ты всё едино не поймёшь. Ты не понимаешь даже собственной веры. Не видишь, что она зиждется на жертвоприношении. Но я могу сказать тебе следующее: то, что выглядит магией, таковой на самом деле не является. — Он постучал себя пальцем по виску и закончил: — Ты видишь происходящее, но причины его остаются для тебя неведомыми.

— Но с Байроном ты мог говорить об этом?

— Да, — утвердительно кивнул он. — Я мог его учить. И я его учил.

— Чему? Чему ты его учил?

— Я учил его приметам, танцам, искусству приносить жертвы. Я рассказывал ему о лоа. Одним словом, обо всём, что позволяет привнести в наш мир силу иного мира. Я учил его, как заставить душу перемещаться, когда кто-то умирает. Я говорил ему, что у каждой души или духа есть своё место, и объяснял, что следует делать, чтобы дух, явившись в этот мир, не причинил вреда самому колдуну. Я учил его готовить джу-джу, мохо и веве. Я учил его делать всё то, что умею сам. Он узнал даже, как сделать духа своим союзником и принудить его причинить зло кому-то другому. Я посвящал его в тайны трав и листьев. И он использовал эти знания для убийства.

— Своего отца, например.

— Да, — мрачно кивнул Даймент. — Я открывал ему наши пути. Но, в конечном итоге, он так ничему и не научился.

— Как прикажешь это понимать?

— Байрон обращал все знания на пользу самого Байрона. Но это вовсе не наш путь. Именно с этого я начал учёбу, говоря о маленькой собачке. Байрон только делал вид, что учится. Но он шёл своим путём. Байрон оставался Байроном. — На глазах Даймента появились слёзы, и он потряс головой, чтобы сдержать их. — Он пришёл ко мне, когда его выпустили. Ты знаешь откуда.

— Из Серного порта.

— Да. Он явился ко мне через столько лет. Провёл у меня несколько дней. Я надеялся… что он изменился. Что после всех этих лет он стал человеком. Но… — покачал головой старик, — Байрон остался Байроном. Это был всё тот же Байрон. Но теперь он стал сильнее. Я был рад, когда он ушёл. — Даймент вдруг поднялся на ноги и коротко бросил: — Иди за мной!

Я проследовал за ним в дом, и мы прошли в комнату с алтарём. Даймент подошёл к алтарю, пробормотал несколько неразборчивых слов, выудил из кучи странных предметов нечто похожее на открытку и вручил её мне. В помещении было темно. Слабый свет давали лишь пара свечей и гирлянда ёлочных огней. То, что я держал в руках, очень напоминало карту, при помощи которой окулисты выявляют дальтонизм.

— Что это?

— Смотри.

Для меня изображение по-прежнему оставалось беспорядочной смесью цветных точек. Потребовалось три или четыре минуты, прежде чем карта начала приоткрывать мне свой секрет. В цветовом поле проступили две клоунские физиономии. Шуты пялились прямо на зрителя.

— Что это?

— Взгляни на обратную сторону.

Типографская надпись сообщала, что картина называется «Марасса» и принадлежит кисти некоего Пти Жана, обитавшего на острове Гаити в городе Порт-о-Пренс.

— Близнецы, — сказал Даймент. — Ты их видишь?