Мистерия в парижском омнибусе

Не клянитесь, дорогой друг. Я читаю в ваших глазах, что вы об этом говорили кому-то ещё. Скажите мне лучше, кому, я предпочитаю правду.

—

Моя Бог! От вас ничего нельзя скрыть. Да, я взял доверенное лицо, но это доверенное лицо — серьёзный человек, который будет молчать, я в этом уверен, так как это приключение его ничуть не интересует, и он о нем уже не думает больше. У него есть другие дела, которыми ему необходимо заниматься и, впрочем, он не верит в это преступление. Это — Поль Амьен, художник. Его ждёт, возможно, большая медаль на ближайшем Художественном Салоне, и рента в шестьдесят тысяч франков в год.

—

О! Я его знаю понаслышке и даже видел мельком. Сказали ли вы ему, что вы положитесь на меня в этом деле?

—

Нет. Он не знает даже, что вы существуете, я вам даю моё слово чести, и клянусь вам, что никогда не произнесу ваше имя в его присутствии, и он будет думать, что я действую совсем один, без помощника.

Осторожный Фурнье размышлял несколько мгновений. Последние утверждения Верро разгладили тревогу в чертах его лица, поселившие на нем после нескромных признаний горе-художника, и вслед за коротким молчанием он произнёс решённым тоном:

—

У меня есть ваше слово, и я считаю, что вы его сдержите. Поэтому я возьмусь за ваше дело. Ни о чем не беспокойтесь и приходите завтра в Гранд-Бок. У меня будут, возможно, новости для вас. А теперь нам пора расстаться.

—

Я повинуюсь, мой выдающийся мэтр, — весело сказал Верро, пожимая руку Фурнье, тотчас же направившемуся к внешнему бульвару.

Часть V

В то время как предприимчивый Верро и проницательный Фурнье искали и находили, каждый по своему, но очень умело и удачно, адрес и имя мёртвой бедняжки, у капиталиста Дюбуа были иные заботы, чем думать о том, как разыскать авторов преступления в омнибусе, и это по нескольким причинам, первая из которых заключалась в том, что он был в полном неведении относительно этой истории.

Месье Дюбуа читал только финансовые газеты, и когда он заканчивал с политическими новостями, то, натыкаясь на колонку с происшествиями, пренебрежительно отбрасывал газету в сторону. Месье Дюбуа гордился тем, что считался серьёзным человеком и интересовался только серьёзными вещами. Он бахвалился тем, что ни разу в своей жизни не перелистывал страницы ни одного романа, и если он уже некоторое время занимался художниками, то только лишь потому, что убедился, что в нашу эпоху профессия художника — одна из наиболее доходных и успешных, если она осуществляется должным образом… или под правильным руководством.

Не без труда он сформировал в себе такое убеждение. Дюбуа провел всю свою жизнь, презирая этих пачкунов, как он называл художников. Или, в минуты вдохновения, не иначе, чем голодные мертвецы— это было определение, которое Дюбуа сам для них придумал — он считал, что они голодают всю свою жизнь, заканчивая её на соломе в приюте для бездомных. Но один из друзей Дюбуа не так давно донёс до его ушей новую информацию. Этот друг, который сделал состояние, продавая разные диковинки, древние раритеты и даже картины, доказал ему цифрами и примерами, что некоторые модные художники заработали в наше время много денег и многие из них даже стали миллионерами. Эти богатые художники всегда в курсе спроса на рынке и пишут только те картины, на которыми интересуются потенциальные покупатели, — рассказывал этот торговец художественными изделиями, — и они уверены, что никогда не обанкротятся. Этот последний аргумент поразил месье Дюбуа, который ни за что на свете не хотел бы увидеть, как состояние его дочери исчезает в коммерческой катастрофе. Итак, теперь, когда у него под рукой был художник с большим будущим, и который уже продавал свои холсты очень дорого и собирался их в самом ближайшем будущем продавать ещё дороже, трудолюбивый, экономный и хорошо воспитанный мальчик, с положением в обществе, чьё прошлое и его семью он хорошо знал, и что немаловажно, нравился Авроре, Дюбуа смотрел на него, как на потенциального зятя.

Месье Дюбуа, таким образом, остановил свой выбор среди претендентов на руку своей дочери на Поле Амьене и ожидал от него решительных действий, рассчитывая, что в ближайшее время ему представится для этого удобный случай. Такая оказия вроде бы случилась в театре, в то время, как играли Рыцарей в тумане, но беседа не приняла решающий оборот. Она была прервана инцидентом, после которого отец блондинки Авроры плохо спал.

Телеграмма, которая ему сообщала, что его брат только что умер, перед этим лишив его наследства, была составлена в обычном стиле телеграмм, то есть отправитель столь усердно экономил слова, что она была едва вразумительна. Месье Дюбуа телеграфировал тотчас же ответ, прося дополнительные разъяснения, но его корреспондент, который был нотариусом покойника, ему ответил такой вот лаконичной фразой: «Я завтра уезжаю в Париж.»