Перселл произнес эти слова, и дверь открылась. Он вошел в помещение, отдаленно напоминавшее небольшую квартиру, в которой пока не было ни мебели, ни отделки. Первая комната была размером двадцать на тридцать футов. За ней находилась полноценная ванная комната, в которой имелись холодильник и микроволновка. Стены и потолок имели трехфутовую толщину и были изготовлены из наливного бетона, армированного сталью, покрыты звукоизоляционными панелями дюймовой толщины и внешними декоративными панелями. Если бы Перселл принес сюда свой айпод и врубил на полную громкость какую-нибудь душераздирающую композицию в стиле хэви-метал, по другую сторону восьмисотфунтовой двери были бы слышны лишь слабые, трудно распознаваемые звуки. А через несколько шагов исчезали и они.
Это помещение было одним из трех убежищ, расположенных в разных концах дворца. В случае нападения террористов или проникновения грабителей Перселл мог в них укрыться и ждать, пока полиция разбирается с непрошеными гостями. Два других убежища не были так глубоко упрятаны и тщательно укреплены, как это. Сооружение всех трех проходило тайно, и городской департамент строительства ничего о них не знал.
Месяца через два после того, как тибуронский дворец был закончен, до Перселла вдруг дошло, что это убежище может послужить и другой цели. Ему понадобился еще месяц, и только тогда Дориан признался себе, что на подсознательном уровне знал, что это за цель. Ее придумал не внутренний ребенок, любящий старые фильмы ужасов, и не помешанный на безопасности миллиардер, в которого превратился этот ребенок. Нет, эту цель создала жестокая и безжалостная сторона его личности, признать которую он был еще не вполне готов. Сторона, являвшаяся полностью свободной и всемогущей версией Дориана Перселла – его первозданное «Я», жаждавшее самовыражения.
Перселл произнес две строчки стихотворения, услышанного однажды и необъяснимым образом запавшего ему в душу. Он не знал ни автора, ни остальных строк и знать не хотел.
I should have been a pair of ragged claws Scuttling across the floors of silent seas[19].
Он не шептал слова, но звукоизоляция здесь была такой совершенной, что слова гасли, не успев долететь до дальней стены.
Перейти из этого больного, упаднического века в трансгуманистическое будущее, подняться над ограничениями рода человеческого, стать богом. Для этого надо думать, как бог. А боги не признают ограничений.
Он стоял, потягивая ароматную водку со льдом, осматривал комнату и думал о ее подобающем убранстве, которое отвечало бы зову нового времени и той первозданной силе, что проявится здесь. Его силе.
Перселл вдруг ощутил, как нечто бросает ему пугающий вызов, искушая поддаться тайной жизни запретных наслаждений в этой святая святых, но так, чтобы наслаждения не одержали над ним верх и ничуть не изменили его облик и личность, знакомые внешнему миру.
Сколько развлечений его ждет, если он примет этот вызов, как уже принимал множество других, приведших его к непрерывно растущему успеху. Перселл думал об этом, и на его губах играла улыбка.
К двум часам дня все того же четверга шериф Хейден Экман убедил себя, что ситуация разрешилась как нельзя лучше. Тио Барбизон был прав. До чего же легко, когда ты чья-то собственность. Никакой ответственности, только делай то, что тебе велят. В шесть приедут люди Барбизона, заберут трупы и вещдоки и привезут ему на подпись состряпанную версию недавних событий, устраивающую генерального прокурора. Он подпишет эту бумагу, и тогда начнется его новая жизнь.
Экман сидел в гостиной, развалившись в кресле, и неспешно глотал вторую порцию виски, когда зазвонил его личный мобильник. Вызов исходил от полицейского Рида Хаффина – одного из тех, кого шериф сам выбирал себе в помощники.
– Шериф, я только что узнал от одного из наших парней. Оказывается, вчера ночью, когда мы охраняли дом этой Букмен, там находился доктор Конрой.
Хейден выпрямился.
– Мы обыскались Карсона. Джиму Хармону пришлось одному возиться с убитыми на станции кондиционирования. За каким чертом он поперся к Меган Букмен?
– Никто не знает. Его «эксплорер» стоял у переднего крыльца. Потом уехал. Это было еще до рассвета. Прикажете поискать его? Может, наведаться к нему домой?
– Мне надо посоветоваться, – ответил Хейден.
– С кем? – удивился Хаффин.
– С собой, – нашелся шериф, поняв, что едва не сболтнул лишнего. – Я хотел сказать: надо подумать, как поступить. Карсон не должен был там появляться, ни по служебным делам, ни вообще. Но он у нас парень с закидонами. Порывистый. Я сам с ним разберусь.
– Я просто подумал, что вам надо знать об этом.
– Теперь знаю, – сказал Хейден и отключился.
Через полминуты раздался новый звонок. От Риты Карриктон.
– Я немного поспала, – сообщила она. – А ты?
– Нет. Может, я теперь вообще не засну. Я слишком закручен.
– Тогда я приеду и раскручу тебя. Я горячая, как адская сковородка. Вся ночная заваруха, все это насилие… Не знаю почему, но меня это возбуждает.