Мистериум

По плану Вербоцки должен был левой рукой достать электрошокер. Когда он вдруг сунул правую руку под пиджак и потянулся за пистолетом, висевшим у него слева, Родченко принял это за сигнал. В спланированной операции что-то пошло не так. Тогда Родченко потянулся за своим пистолетом, намереваясь застрелить всех, кроме Меган Букмен. Это заняло бы у него четыре секунды. Два выстрела в голову по сидящим – совсем легко. Два выстрела в грудь по стоящим – тоже несложно. Он успел достать пистолет из кобуры, и в этот момент из коридора в гостиную волнами хлынули собаки: большие суки и большие сукины сыны с зубами, которых хватит на десять кошмаров. Насколько было известно, в доме находился всего один пес. Родченко разрешили убить эту тварь, и он уже предвкушал расправу. Получалось, пес каким-то образом прознал, что Родченко явится по его душу и позвал на подмогу своих сородичей в таком количестве, что Родченко попросту не успеет их перестрелять и сам окажется их жертвой. Его трижды кусали собаки. Каждый встречный пес смотрел на него так, словно хотел не только укусить, но и вцепиться ему в горло. Все собаки смотрели на него так, как смотрели ушлые копы, хорошенькие женщины, искушенные в общении с подобными молодцами, и матери дочек нежного возраста: с подозрением, презрением и отвращением.

Родченко успел выхватить пистолет и взять на мушку голову смуглой женщины в кресле. Но ему в лицо целилась Меган Букмен из своего 9-миллиметрового «Хеклера и Коха». Целилась профессионально, сжимая пистолет обеими руками, почти в упор. Их разделяло десять или одиннадцать футов. «Поза – еще не все», – ухватился за спасительную мысль Родченко. Возможно, стреляет она паршиво. Если он прошьет мозги этой латинос, а Меган выпустит в него всю обойму и промахнется, он сумеет повернуться и застрелить и ее. Прежде чем собаки начнут его трепать, он успеет прикончить обеих телок. Уж лучше сдохнуть, сознавая, что двоих он все-таки угрохал, чем откинуть копыта вчистую. Нет уж, пусть эта дырка и ее дружки платят за свое шоу. Такая стратегия вполне устраивала Родченко. Вот только эти собаки со злющими глазами и лесом зубов… Они настолько его нервировали, что ему было не удержать пистолет. В голове гудело, руки тряслись, отчего пистолет дергался влево, вправо, вверх. Сейчас он бы не попал и в слона с расстояния в четыре фута.

– Немедленно бросай оружие, подонок, – услышал он голос Меган.

А в гостиной вслед за собаками стали появляться люди. Мужчины и женщины всех возрастов и оттенков кожи. Их было двадцать, тридцать или даже больше. Некоторые были вооружены.

Собаки окружили Родченко. Они рычали, кусали его ботинки и дергали брюки. И тогда Родченко понял: в гостиной происходит нечто невообразимое и обилие рассерженных псов было лишь видимой частью происходящего. Он бросил пистолет.

– Попридержите собак, а то они меня растерзают.

– Я бы с удовольствием посмотрела на это, – призналась Меган. – Назовите причину, чтобы не натравливать их на вас.

– У меня при себе электрошокер и аэрозольный флакон с хлороформом, – сообщил Родченко, стремясь убедить эту королеву собак. – И у всех остальных тоже.

122

Тибуронский дом Перселла. Добравшись до третьей – самой глубоко спрятанной из всех потайных комнат, – Дориан понял: он создавал эту комнату с подсознательным желанием позволить себе такой уровень сексуальной свободы, до которого общество еще не доросло. Здесь он допил свою водку с ароматом шоколада. Он сидел на полу, в углу комнаты без окон и придумывал желания. Его фантазия не знала границ. Лед в его стакане растаял, и он выпил сладковатую воду.

Его совсем не волновали события в Спрингвилле и Пайнхейвене. Кризис в обоих местах разрешится, как до сих пор разрешались и сходили на нет все кризисы. Для гарантии успеха нужно лишь понимать принципы работы этого мира. Единственными значимыми законами были законы природы. В мире есть хищники и добыча. Все лузеры – слабаки. С добычей понятно: эти не могут или не хотят защищаться. Но лузеры есть и среди хищников, не способных признать простой факт: единственная добродетель – это победа, а единственный порок – поражение.

Кто-то утверждал, что дуга истории привела к справедливости, но это полнейшая чепуха. Никакой справедливости нет и не было. Или была, но в ничтожном количестве. Само это слово оказалось слишком политизированным, а потому понятие справедливости постоянно менялось. Те, кто мнил себя защитником справедливости, всегда имели цену, за которую их можно было купить: деньги, престиж, толпы обожателей или самооценка. И когда Дориан давал им желаемое, каждый борец за справедливость забывал о своих идеалах.

Другое дело – правда. Вот она действительно существует, и если бы в мире нашлось побольше желающих узнать суть вещей, если бы их была не горстка упертых борцов за истину, а бóльшая часть человечества, тогда Дориану пришлось бы туго. Но такого никогда не случится.