Мистериум

Его сны не похожи на прежние. Они полны неистовства, одурманивающего ощущения вседозволенности. Шекет чувствует, что впереди его ждет некое откровение, которое удовлетворит все его потребности и навсегда положит конец всем его страхам. Он куда-то мчится по лесу, словно восставшему из готических легенд, пересекает залитый луной луг и обнаруживает, что находится в другом теле. У него нет рук, зато четыре ноги. Это тело движется быстрее человеческого. Из ноздрей валит пар, однако Шекет не чувствует ночной прохлады. В нем бурлит кровь, а тело пылает от напряжения. Он не один. Рядом бегут его сородичи: поджарые, длинноногие, острозубые звери. Завидев хромого, ковыляющего оленя, стая поднимает радостный вой, предвкушая пир и пугая оцепеневшего оленя. И вдруг, на пике возбуждения, сон меняется. Сам Шекет тоже меняется. Он не понимает, кто он, и не знает, чего хочет, кроме одного: ему нужно утолить голод. Теперь он – нечто, бегущее и ползущее в кромешной тьме и сплошной грязи; нечто, движимое бессмысленным возбуждением; существо, для которого легкий ветерок уже представляет угрозу. Внезапная вспышка света обращает его в лихорадочное бегство, заставляет нырнуть в щель, забиться в нору и гнить там. Он преображается в другое существо, утонувшее, но живое. Он ползет по океанскому дну под тяжестью водной толщи, которая раздавила бы человека, вдалеке от теплого солнца. Здесь тоже есть свет, но призрачный, исходящий от фосфоресцирующих растений. Нити света похожи на щупальца. Откуда-то в этот сумрачный мир проникает знакомая мелодия и увлекает его обратно в бодрствование. Поднимаясь из глубин, Шекет осознаёт: его сны вызваны не только прошлым опытом, но и вобрали в себя генетические воспоминания, перешедшие к нему вместе с миллиардами архей, которые он вдохнул в момент спрингвиллской катастрофы. Чья это была ДНК, он не знает.

Он просыпается.

Снизу доносятся звуки «Лунной реки», раздражающие Шекета ничуть не меньше, чем живопись в мастерской Меган. Для него ее живопись и эта песня слишком мягкотелы, наполнены слоями бесполезных эмоций, туманящих разум и мешающих понять основную истину: жизнь темна, жестока и бессмысленна. Жизнь целиком состоит из желаний и способов их удовлетворения, из голода и его утоления, а также из сопутствующих им ненависти и насилия. Вся жизненная философия – брать то, что тебе нужно, и любыми средствами. Кража, изнасилование, убийство не менее естественны для человечества, чем дыхание. Они – необходимая сыворотка для замеса данного вида млекопитающих. В Шекете эта сыворотка достигнет невиданной доселе чистоты.

Откинув одеяло, он садится на край кровати. Потом всовывает ноги в ботинки и завязывает шнурки. Взяв с тумбочки пистолет, он выходит из спальни.

40

Вуди вошел в гостиную, и сердце Меган возликовало. Она надеялась, что сын достаточно оправился от своего сумрачного состояния и теперь поставит на место хотя бы часть опрокинутых фотографий. Вуди приблизился к роялю. Меган снова заиграла «Лунную реку». Он лишь стоял и слушал. Лицо у него было сонное.

Окончив играть и тихо закрыв крышку, Меган спросила:

– Дорогой, зачем ты перевернул эти снимки? – Вуди посмотрел на опрокинутые рамки и нахмурился. – Знаю, ты до сих пор скучаешь по отцу. Я тоже по нему скучаю, очень скучаю. И всегда буду скучать. Он был лучшим из мужчин, какие мне встречались. – Вуди смотрел на нее и продолжал хмуриться, но его глаза и лицо оставались непроницаемыми. – Можно убрать папины фотографии, но это не убережет тебя от болезненных воспоминаний. Твой отец продолжает жить в этих снимках и в нашей памяти. Мы храним его в наших сердцах, где он будет жить всегда. Это лучший способ принять случившееся. Понимаешь, дорогой?

Сын хмуро кивнул. Когда Меган предложила вместе поднять рамки с фотографиями, он вышел из гостиной.

Звать его обратно было бесполезно. Причина такого поведения Вуди крылась не в невнимательности или непослушании. Он был узником своего состояния и каждое событие понимал и истолковывал по-своему. Для Меган его логика оставалась недосягаемой.

Вполне вероятно, что, когда они пообедают и Меган займется мытьем посуды, Вуди пойдет в гостиную и вернет рамки в прежнее положение. Такая задержка с выполнением ее просьб случалась довольно часто, словно Меган говорила на иностранном языке и произнесенные ею фразы требовали утомительного перевода.

Она последовала за сыном в коридор и потом в кухню. Придя туда, Вуди сел на стул, на котором прежде сидела Меган, и взял ее книгу. Стараясь не выронить закладку, он начал читать с первой страницы.

Роман вполне годился для семейного чтения, и потому Меган не стала забирать книгу, а лишь сказала:

– Сегодня у нас будет поздний обед, зато очень вкусный.

Прежде чем достать из холодильника морковь с цветной капустой и поставить их разогреваться, Меган налила себе второй бокал каберне. Взяв другой такой же бокал, она налила туда малиново-виноградный сок, немного разбавив его газировкой «Спарклинг айс». Коктейль для Вуди.

41