Мистериум. Полночь дизельпанка

Сперва Бэтти собиралась отложить хотя бы яблоки на завтра: ведь не каждый же день выпадает такая удача, – но Максик так умильно просил… А ей так редко удается накормить его досыта. Бэтти, конечно, старается изо всех сил, и несчастный уничтоженный дезактоперами фюллер из шестого дома имеет отношение вовсе не ко всем трем пропавшим в том доме кошкам… Если уж совсем честно, то ни к одной из них он не имеет отношения. Как и к мерзкому старому пуделю мисс Брангловски, поисками которого она еще весной всех достала, все дома распечатками обклеила. По улице не пройти было – с каждого угла эта мохнатая грязно-белая сарделька укоризненно смотрит. Пуделя Максику хватило почти на месяц, кошек же и на пару недель оказалось мало. Максик растет, и это хорошо, только вот Бэтти приходится стараться изо всех сил.

Вообще-то Максик ест любую органику. И в самые неудачные дни, когда не удается раздобыть ничего крупнее половинки соевой плитки или сандвича с эрзац-курятиной, Бэтти по пути домой совершает набег на придорожную лесополосу и набивает ранец закопченными листьями и провонявшими мазутом ветками. Но кормить своего друга подобной гадостью постоянно ей и самой неприятно, да и растет Максик на такой диете не то чтобы очень. Скорее почти что и совсем не растет. В пришкольном садике растительность куда аппетитнее – сочная, зеленая, у самой слюнки наворачиваются… Но там фиг сорвешь чего – сплошные камеры слежения, сразу штраф с родителей и «неуд» за полугодие по поведению. Там каждый кустик-листик наперечет, городская гордость. К корням подведена специальная система подпитки, особые фильтры, опять же – чтобы отрава из обычной земли в выставочные образцы не проникала. И камеры все пространство надзорят, ни одного скрытого уголочка. Нет, хорошая там органика, но не про Максика…

Бэтти старается не задумываться, как бы сложилась ее жизнь, не решись Густав сразу же после свадьбы показать, кто в доме теперь хозяин, и не запри новообретенную падчерицу в подвале на всю ночь за какой-то мелкий проступок, которого сейчас Бэтти и вспомнить-то не может, да вряд ли помнит и сам Густав. И не окажись в подвале Максика. Наверное, ее и вовсе бы не было никакой, жизни этой. А если бы и была – то такая, о какой лучше и не знать вообще.

С той знаменательной ночи прошло пять лет. И все это время Бэтти больше не была одна. Ни единого дня. Максик был идеальным другом, всегда готовым утешить и выслушать. Он не высмеивал, не орал, не щипался и никогда ничего от Бэтти не требовал. Кроме еды. Но и еду он скорее не требовал, а клянчил, чем и покорил шестилетнюю девочку при первой же встрече, тычась холодными мокрыми щупальцами ей в ноги, словно слепой щенок, и жалобно поскуливая. Рядом была картошка, целый мешок, но Максик не мог пробраться к ней сквозь толстый пластик. И расстегнуть верхний клапан мешка тоже не мог. И только скулил отчаянно и беспомощно тыкался холодными щупальцами в голые Бэттины коленки.

Позже Бэтти прочитала в какой-то умной книжке, что фюллеры не могут издавать звуков в том диапазоне, который доступен человеческому уху. И, стало быть, не могла она слышать той ночью, как отчаянно скулил голодный Максик. Бэтти не подала и виду, но очень разозлилась на автора – зачем же так врать? Или писать о том, в чем совершенно не разбираешься? Ведь она же слышала! Своими собственными ушами! Да сроду бы она не стала помогать непонятной подвальной пакости, молча хватающей ее за коленки! И уж тем более не стала бы кормить молчаливую подвальную пакость эту картошкой фрау Митцель. Да с какой это, простите, стати? Максик тогда съел почти полмешка, фрау очень обижалась и перестала здороваться с Густавом на том основании, что до его приезда в доме ничего ни у кого не пропадало. Густав, впрочем, этого не заметил – он никогда не замечал таких мелочей…

Думать о Густаве здесь, в подвале и полной от него безопасности, было даже приятно. Бэтти довольно смутно представляла, чего именно он от нее хочет. Но догадывалась, что ничего особо хорошего. Хотя насиловать ее он, скорее всего, не будет – ну разве что в самом крайнем случае. Наверное, он предпочел бы, чтобы это она его изнасиловала, ведь тогда бы он был совершенно ни в чем не виноват перед женой: «Ты же видишь, дорогая, эта мелкая сучка сама полезла, ну а я же мужчина, хехе…» Отсюда и все эти разговоры о жертвоприношениях – да когда они были последний раз-то? Лет десять тому! У них тут, чай, не какая-нибудь глухомань с еретиками, а вполне себе город, промышленный центр даже. Хотя и окраина, но все равно. Давно уже никакой самодеятельности, все жертвы лишь по разнарядке Святой Инквизиции. Так что может Густав болтать хоть до посинения – Бэтти и ухом не поведет. Пускай себе.

Сидя на теплой, чуть покачивающейся щупальце, слушая легкое успокаивающее гудение – Ха! Вот и еще звуки, вполне себе различимые человеческим ухом! – Бэтти осторожно массировала ноющий синяк на груди, думала об отчиме и разговаривала с Максиком. Она часто с ним разговаривала. Почти все время.