Я помню древнюю широкую реку Днепр, красивейшее море, которое назвали Черным, хотя цвет его меняется, от огненного в июле, на закате, до чернильно-лилового, в августовский звездопад. В январе вода его как старое серебро под рваным кружевом крупного снега, в апреле похожа на сверкающую россыпь влажных незабудок. Ребенком я купался вместе с друзьями в Днепре и в Черном море. Трижды мне приходилось тонуть, и с тех пор, когда исчезает дно под ногами, меня охватывает паника, я бурно барахтаюсь и кричу «Помогите!».
Озеро оказалось глубоким. «Мерседес» падал долго. Я видел, как исчезают далекие блики никелированных ручек и бампера, я ждал глухого удара, но его все не было, и мне пришлось расстаться с иллюзией, что я сумею достичь дна, оттолкнуться от него ногами.
По счастью, легкие у меня сильные и достаточно объемные. К тому же отличная зрительная память. За короткий миг до погружения, когда вспыхнули фары мотоциклеток, я успел заметить плакучую иву. Она росла с юго-западной стороны, ветви ее касались воды и создавали нечто вроде шалаша. Мысль о том, что там, под защитой веток, можно высунуть голову и получить очередную порцию воздуха, заставила меня проделывать руками и ногами упорядоченные движения, которые вполне могли сойти за брасс или баттерфляй. Мне даже стало жаль, что никто не видит меня. Плащ красиво развевался под водой, лицо мое было мужественным и целеустремленным. Впрочем, сожалеть не пришлось, ибо через мгновение я почувствовал, что кто-то внимательно на меня смотрит.
Рука моя коснулась чего-то мягкого, теплого, и я сумел разглядеть два блестящих глаза, крупную, круглую усатую морду. Даже в мутном полумраке, под водой, было заметно, что выражение морды вполне доброжелательное и настолько осмысленное, что слово «морда» я больше употреблять не буду. Оно кажется мне бестактным и грубым.
Передо мной было лицо огромного бобра. Следовало поздороваться, но, поскольку говорить под водой невозможно, я погладил его по загривку и почесал за маленьким упругим ухом. Бобру такое приветствие пришлось по душе, рот его растянулся в улыбке. Он по-собачьи завилял своим широким плоским хвостом, да так энергично, что поднялись волны. Некоторое время он плыл со мной рядом, потом исчез.
Воздуха в моих легких почти не осталось, мне надо было срочно подняться на поверхность, однако из-за холода я ослаб и перестал ориентироваться в пространстве. Я забыл, в какую сторону плыть, чтобы попасть под спасительные ветки ивы.