…Соня перевернула очередную страницу. Но не успела прочитать больше ни строчки.
Послышался мягкий колокольный звон. Тут же открылась дверь, явился Чан. Соня быстро спрятала тетрадь и медвежонка под подушку. Слуга сделал вид, что ничего не заметил.
– Госпожа, пора обедать. Хозяин велел передать, он сожалеет, новой одежды для госпожи пока нет. Переодеться к обеду нельзя. Оплошность будет исправлена скоро.
Слуга говорил по-немецки. Этот язык он знал лучше других, фразы выговаривал старательно, четко, почти без ошибок.
– Скоро? – переспросила Соня. – Значит, мы причалим?
– Прошу, госпожа, – Чан испуганно стрельнул на нее блестящими черными глазами, – хозяин ждет, все собрались.
Небольшая кают-компания была обставлена старинной мебелью темного дерева. На полу мягкий вишнево-синий ковер. Между двумя круглыми иллюминаторами буфет, у стены диван, обитый синим бархатом. Посередине круглый обеденный стол под белой скатертью, тарелки, приборы, хрустальные бокалы, свечи в бронзовых подсвечниках, китайская фарфоровая ваза со свежими чайными розами.
У двери стояли двое слуг в такой же белоснежной униформе, как Чан. Худой длинный мужчина неопределенного возраста, беловолосый краснолицый альбинос, с салфеткой, перекинутой через руку, и крупный, болезненно полный чернокожий мальчик не старше шестнадцати. Слуги низко поклонились, и Соня заметила на гладко обритом шоколадном темени мальчика аккуратный крестообразный шрам. Ромбовидный участок кожи вокруг шрама ритмично пульсировал, как младенческий родничок.
У стола стояли трое мужчин. Двое в морской форме, один в джинсах и толстом бежевом свитере с высоким воротом.
– Добро пожаловать в нашу маленькую дружную семью, – сказал Хот. – Знакомьтесь, господа. Это Софи.
Все трое улыбнулись и слегка поклонились.
– Софи, позвольте представить вам нашего капитана. Господин Уильям Роуд.
Капитан был пожилой, краснолицый, с зелеными глазами и круглой рыжеватой бородкой. Он пожал Соне руку, подмигнул, улыбнулся и сказал по-английски странно высоким, почти женским голосом:
– Моя дорогая леди, для вас я просто Уилли. Рад видеть вас на нашем скромном судне. Как поживаете?
Опять этот едва уловимый запах тухлой рыбы изо рта, как у Фрица Радела, как у Хота.
Второй, в форме, был штурман, испанец Антонио Родригес, лет сорока, худой, узкоплечий, с широким костистым лицом. Кожа туго обтягивала скулы и сухо блестела, словно покрытая слоем лака. Остатки каштановых волос зачесаны наискосок, поверх лысины. Карие выпуклые глаза бессмысленно уставились на Соню из-под пышных женских ресниц. Тонкие бледные губы растянулись, как резиновые, в плоской улыбке. Рукопожатие было слабым и влажным. Он произнес длинный замысловатый комплимент, мешая английские слова с испанскими, что-то о женской красоте, которая, как путеводная звезда, освещает путь одинокому кораблю в ненастной океанской ночи.
Тот же запах. Соня отвернулась и подумала, что не сумеет ни кусочка съесть за этим столом.
Третий, в свитере, был судовой врач, американец Макс Олдридж. Невысокий, коренастый, обритый наголо, с молодым загорелым лицом и яркими голубыми глазами. Он близоруко щурился и показался Соне чуть живее и натуральней остальных.
– Рад познакомиться. Как вы себя чувствуете?