«Заснешь так называемым вечным сном, а он окажется вовсе не вечным, и проснешься в какой-нибудь омерзительной временной дыре, в двадцать восьмом веке до Рождества Христова, в эпоху древнего царства, при фараоне Джосере. Там и поговорить не с кем. Дело не в том, что я не знаю древнеегипетского языка, это как раз не проблема. Проснувшись в любой точке времени и пространства, довольно скоро начинаешь болтать свободно на местном языке. Год, полтора, и все в порядке. Другое дело, с кем болтать и о чем. Найдется ли там хоть одна живая душа, которая тебя услышит и поймет?
Первое мгновение может быть непереносимо. Открыв глаза, я закричу от ужаса, ибо главным действующим лицом в этой сцене окажется грозная Тауэрт, богиня плодородия, которую древние египтяне изображают в виде беременной самки бегемота и которая непременно присутствует при всех древнеегипетских родах. Без нее просто невозможно появиться на свет.
Единственным смыслом моего визита могла бы стать встреча с доктором Имхотепом. Пожалуй, с ним мне бы хотелось побеседовать. Он должен быть неглуп и вполне симпатичен. Я видел в Лувре его бронзовую статуэтку. Голый, в набедренной повязке, молодой, худой, лопоухий, немного женственный. Тонкая талия, глубокая пупочная впадина, выпуклая, как у девочки-подростка, и слегка ассиметричная грудь. Сидит прямо, на коленях держит свиток. Мне было бы весьма любопытно расспросить, известно ли ему, какими гадостями на протяжении нескольких тысячелетий занимаются злобные господа, именующие себя имхотепами? И как у него, талантливого эскулапа, складываются отношения с могучей Сохмет? Почему именно эта дама, богиня войны, чумы и солнечного жара, с телом женщины и головой львицы, считается у них покровительницей врачевателей?
Впрочем, даже ради интереснейшей беседы с этим великим человеком я не был готов просыпаться в двадцать восьмом веке до Рождества Христова. Я настолько не был готов к этому, что не желал открывать глаза, даже когда услышал рядом настойчивое сопение.