Мистеры миллиарды

Самодовольство американского мещанина все отчетливее приобретает характер национальной черты. Если у меня, рассуждает какой-нибудь Смит из Канзаса или Джонс из Орегона, техасский нувориш или калифорнийский выскочка, автомобиль последней марки, холодильник, телевизор, машина для мойки посуды и электроподжариватель гренок, а у других этого нет, то, конечно, я лучше, умнее и выше всех: древнее сирийцев и греков, музыкальнее итальянцев, благороднее испанцев, аккуратнее немцев, бережливее чехов, сдержанней шведов, хитрее англичан, галантней и остроумней французов. А если нет, то древность грека, педантичность немца, утонченность японца и все остальное, чем я, американец, не обладаю, — суть мифология, вздор, признак неполноценности и всяческий мусор. Тот же, кто посмеет говорить о моей, американского мещанина, национальной ограниченности, — подлец, дурак, негодяй и вообще коммунист.

Боюсь, что, прочтя все это, читатель решит, что он имеет дело с гиперболами публициста. Но в том-то и дело, что это не гиперболы, а научно точная социологическая констатация, отражающая стандартный уровень мышления среднего американца. Я отнюдь не стремлюсь охаивать то, что охаивания не заслуживает. Для меня одинаково неприемлемы как утверждения о шатающихся нью-йоркских небоскребах, которые, как известно, прочно стоят на скальном основании острова Манхэттен, ничуть не поколебленные эскападой иных из пишущей братии, так и некритическое, убого провинциально-восторженное восприятие всего, на чем стоит заокеанския марка, — ах, автомобиль; ах, штаны; ах, хрипящая и подвывающая пластинка. Немало в Америке того, что заслуживает и уважения и восхищения, а главное, изучения на предмет использования на благо нашего народа. Тем более что американцы отнюдь не стесняются изучать и перенимать то, в чем мы их опережаем.

Но есть вещи, которыми восхищаться нам куда как ни к чему, особливо когда это восхищение у наших мещан, — а бывает и такая разновидность мещанина, которому не по нутру все свое и который готов пасть ниц перед любой заокеанской погремушкой, — сопровождается пренебрежением и неуважением к традициям, к таланту и труду собственного народа. Обгонять Америку по производству масла и стали, автомобилей и станков, конечно же, следует; кое в чем мы уже преуспели и даже вышли вперед, в другом нам еще немало предстоит сделать. Но, обгоняючи, неплохо бы нам поберечь, не растерять в спешке свои богатства, и то, что в старину душевностью звалось, чем по праву гордились лучшие люди земли русской, неплохо знакомые и с заграничной бывальщиной, и то, что по-современному интеллектуализмом именуется, отзывчивость к чужой беде, идеалы, выходящие за пределы душного мещанского мирка, вмещающие в себя и одного человека с его «души золотыми россыпями», и все человечество. Увеличивая выпуск на душу населения, наращивая национальное наше достояние, след нам бережней быть к богатству, которым мы обладаем.

У нас нет философического сада, но духовные ценности нашего народа давно вызывают восхищение во всем мире тех, кто не падок на внешнюю мишуру, а понимает ценности истинные, — духовную многогранность, душевную щедрость, ум и тонкость. Ленинизм — вершина современной научной мысли — порождение и закономерное развитие русской истории и культуры. Стало уже общим местом говорить об удивлении и зависти иностранных гостей, видящих поголовно читающую Россию. Углубившиеся в книжку юноша в метро и пожилая женщина в пригородной электричке для многих иностранцев столь же необычны и непривычны, как поглощенные в самоуглубленное созерцание посетители философического сада. Тиражи книг наших поэтов представляются американцам столь же неправдоподобными, как некоторым из нас километраж первоклассных американских автострад.

Нет, я ни в коей степени не хочу противопоставлять стихи автострадам. Для человеческого благополучия необходимо и то и другое. Но да простят мне адепты утилитаризма, ей-же-право, думается, стихи для человека в конце концов важнее. Хотя бы потому, что дороги создавать проще, чем поэзию и людей, ее понимающих. Можно гарантировать, что хорошие дороги появятся у нас раньше, нежели в Америке миллионные аудитории для поэзии и музыки. Хранить наше духовное первородство, не продавать его за чечевичную похлебку, не давать воли сытым мещанам и их идеалам — вещь для нас важная и насущно необходимая.

Снова о Торнтоне

Но вернемся к объекту нашего рассказа. Речь шла о замкнутости всех его способностей и качеств только и исключительно на профит, на доллары, которые приобрели для него ценность самодовлеющую. Сам Торнтон на сей счет весьма откровенен. «Задача нашей компании, — заявляет он, — максимально превращать в капитал новую технику и технологию».