Читаем Мистеры миллиарды полностью

Надо сказать, что завсегдатаи биржи несут в своем облике некую неуловимую печать, позволяющую почти безошибочно отличить их в толпе. Одетые почти одинаково, с лицами, на которых длительное пребывание на бирже наложило какое-то однотипное выражение — неподвижная мускулатура лица и беспокойно бегающие глаза, — они выделялись среди других своей непохожестью на окружавших и какой-то удивительной монотонной похожестью друг на друга.

Я не интересовался их разговором, пока до моего слуха несколько раз не донеслось знакомое имя — Чарльз Торнтон. Тогда, каюсь, профессиональное любопытство взяло верх над мамиными уроками благовоспитанности, утверждавшими, что нехорошо прислушиваться к беседам посторонних, тебя не касающимся. Я навострил уши.

Вскоре мне стало ясно, что один из маклеров представляет здесь интересы калифорнийских компаний и только что вернулся из Лос-Анджелеса, где находился по каким-то своим делам. Его коллеги учиняли ему пристрастный допрос о Торнтоне. Их интересовало все, каждая мелочь, не только и, я бы даже сказал, не столько положение дел в «Литтон индастриз», сколько манеры, личные привычки, ухватки, времяпрепровождение Торнтона. С удивительной скрупулезностью приехавший выкладывал коллегам все, что ему было известно, какую-то, как думалось мне, мелочную дребедень.

В тот же день я с улыбкой рассказал знакомому дельцу о случайно подслушанной беседе.

— Ну совсем как на деревенской завалинке, — говорил я. — Деловые люди, а интересуются какими-то пустяками, вовсе не имеющими отношения к бизнесу.

Мой собеседник серьезно посмотрел на меня и возразил:

— Вы ошибаетесь, сэр. Это имеет отношение к бизнесу, и притом самое непосредственное. Акции «Литтон индастриз» удивительно быстро повышаются в цене. Настолько быстро, что у привыкших к осторожности биржевиков закрадывается серьезное сомнение, и многие говорят, что тут дело нечисто. Привычная осторожность подсказывает держаться в стороне и в эти акции деньги не вкладывать. С другой стороны, уж очень соблазнительны возможности, с ними связанные. В наших делах имеют значение многие обстоятельства, в том числе и мелочи. В расчет принимается все, не только деловой стиль и почерк хозяина корпорации, не только его квалификация и степень деловой корректности, но и его жизнь, привычки, слабости и даже, если хотите, покрой одежды и марка его автомашины. Все это, конечно, имеет неодинаковую степень важности, но требования нашей профессии делают необходимым брать в расчет все. Ведь мы должны решать вопрос, стоит или не стоит вкладывать доллары в это дело. А когда речь касается долларов, ничто не является мелочью.

Сентенция любопытная и многозначительная. Успехи торнтоновской компании привлекли внимание к ее хозяину. Но у него еще нет устоявшейся репутации. И деловые люди тщательно и всесторонне изучают этого нового в мире большого бизнеса человека, взвешивают, сопоставляют. Правда, Торнтон нелегкий объект как для физиономиста, так и для тех, кто по внешним чертам и деталям быта захотел бы составить представление об этом процветающем дельце.

Обтекаемость — вот, пожалуй, слово, больше всего подходящее к его внешнему облику, ухваткам, стилю. Когда Торнтон одет не в красную ковбойскую рубашку, а в обыкновенный костюм делового человека, когда он восседает не в седле во время своих утренних верховых прогулок, а в конторе своего оффиса, он, право же, ничем не выделяется среди тысяч таких же точно деловых людей, которых вы ежедневно встречаете в конторах корпораций и банков. Несколько выше среднего роста, плотный, с тщательно напомаженными волосами, он своим внешним обликом как бы стремится подчеркнуть свою обычность, стремление ничем не выделяться среди себе подобных. И лишь тяжелый взгляд исподлобья, глубокие складки у опущенных книзу уголков рта и твердая линия подбородка выдают недюжинную волю и характер.

Характеристики Торнтона, которые я слышал из уст людей, его знающих, сталкивающихся с ним в повседневной деятельности, поражают своей противоречивостью, несхожестью одна с другой. Одни говорят о его обаянии, особом качестве подладиться под любого собеседника, понравиться, очаровать в тех случаях, когда он того хочет; другие, наоборот, отмечают угрюмость, скованность, когда он находится на людях. Некоторые считают его скромным, молчаливым, даже каким-то застенчивым, другим же он представляется вульгарным, резким, дурно воспитанным. Одни обращают внимание на ровность, невозмутимость, манеру не повышать голос даже в минуты гнева, другие утверждают, что это не более чем благоприобретенная привычка, и таким же ровным тоном, каким Тэкс просит у секретаря стакан излюбленной им кока-колы, он может обронить несколько фраз, которые оставят без крова и куска хлеба сотни семей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары