Стеблин-Каменский составляет схему подобных эпизодов в сагах: долгое раскапывание кургана; спуск в него на веревке; страшное зловоние в нем; схватка с могильным жителем, охраняющим клад; бегство того, кому было поручено охранять веревку. В рассказе о добывании клада из кургана ученый видит вторгшуюся в сагу волшебную сказку. Мне же он представляется былью, повлиявшей на волшебную сказку.
Черты будущей сказки легко угадываются. Находит, в частности, объяснение внезапная истерика заказчика. Его надо убрать из сказки – не может же он удрать, как стерегущие веревку люди! Три ценных предмета, возможно, аукнулись тремя сундуками в трех комнатах. Огня могильные жители чураются, а не прибегают на огонек как помощники. Но происшедшая с ними перемена оправданна: мертвец у Платона не реагировал на грабеж, мертвецы в сагах дерутся с грабителями, сказочные хранители клада приручаются ими. Поэтому в сказки введены собаки, джинн, Железный человек – они, хотя и связаны с подземным миром и даже с мертвецами, не враждебны, а исполнительны. Огонь заставляет их прислуживать человеку, а мертвецов огонь обезвреживал.
Сага в данном случае превзошла в мудрости сказку. Сокровища, добытые в кургане, за редким исключением, не идут на пользу своим владельцам – их всех ждут неприятности или гибель, как и охотников за золотом Нибелунгов. Герои сказок распоряжаются богатством с хитроумием и беззастенчивостью колдунов, управляющих темными силами.
Признаюсь, мне не по душе ни «Огниво», ни «Аладдин» – уж очень их удалые герои напоминают современных дельцов, выбившихся «из грязи в князи». В скандинавском народе бытовали иные представления о духах, обеспечивающих достаток.
Норвежская драгедокка привязывается к человеку в горах, приходит на хутор и начинает забрасывать его деньгами, продовольствием или приносить удачу. Пользование услугами драгедокки приравнивается к колдовству, и виновника могут даже побить камнями. Один хуторянин, нашедший в лесу куколку, принес ее в дом, и она стала одарять его серебряными монетами. Избавиться от нее удалось, только вернув на прежнее место. Вот и солдату следовало бы пойти к дуплу и кинуть вниз огниво, вызывающее глазастых собак, а не развлекаться подбрасыванием людей в воздух!
Часть III. Два зеркала Снежной королевы
Я не мог пройти мимо лучшей сказки Андерсена. Да, лучшей. Со мной согласятся и поклонники, и ненавистники датского сказочника. «Снежная королева» (1844) хороша своей фабулой, чья разработка целиком заслуга автора, не опиравшегося на готовый сюжет. Благодаря живости повествования сказкой зачитываются даже убежденные противники Андерсена-мыслителя. А между тем в ней есть и идея, причем очень глубокая и необычная для благоразумного обличителя привидений. И наконец, сама Снежная королева – жутковатый образ, имеющий пусть и малочисленные, но крепкие фольклорные корни.
К образу Снежной королевы, или, как ее величают в Скандинавии, Ледяной девы, Андерсен впервые обратился в стихотворении 1830 г., рассказав о властной и холодной искусительнице, отнимающей жениха у молодой девушки. Эта романтическая фантазия имела весьма отдаленную связь с настоящей Ледяной девой. Следующей на очереди была Снежная королева.
Посвященная ей сказка начиналась, однако, с истории тролля, окрещенного дьяволом. Автор даже считал ее отдельной сказкой под названием «Волшебное зеркало». Будучи в приподнятом настроении, тролль изготовил зеркало: «Все доброе и прекрасное, отражаясь в нем, почти исчезало, но все ничтожное и отвратительное особенно бросалось в глаза и становилось еще безобразнее». Иными словами, зеркало тролля преображало реальность, как и его глаз, но оно не делало ее прекраснее (Киттельсен) и не приукрашало (Ибсен). Красивые вещи и пейзажи искажались, а люди представали уродами. Осколок разбившегося зеркала, угодивший Каю в глаз, безнадежно испортил характер мальчика и открыл Снежной королеве путь к его сердцу. Зеркало тролля волей-неволей сослужило службу госпоже льда.
В детстве я полагал, возможно, под влиянием советского мультфильма, что Снежная королева рассердилась на Кая, когда тот высказал пожелание усадить ее на раскаленную печку, и решила отомстить. На самом деле над ней не властны человеческие обиды – она ищет будущую жертву зеркала и поэтому заглядывает в окно комнаты мальчика: «Женщина эта, такая прекрасная и величественная, была вся изо льда, из ослепительного, сверкающего льда, – и все же живая; глаза ее сияли, как две ясные звезды, но в них не было ни тепла, ни покоя. Она склонилась к окну, кивнула мальчику и поманила его рукой». Промелькнувшая за стеклом птица зовет Кая в тот страшный мир, куда нередко заводят птицы детей в сказках. В разгар бешеной скачки на королевских санях Кай вновь видит птиц – больших белых кур, в которые превращаются снежные хлопья.