Мистические истории. Абсолютное зло

Сен-Бертран-де-Комменж[138] – захудалое селение на отрогах Пиреней, недалеко от Тулузы и в двух шагах от Баньер-де-Люшон[139]. До революции там располагался епископский престол[140]; имеется собор, который посещает немало туристов[141]. Весной 1883 года в этот старомодный уголок (не насчитывающий и тысячи жителей, он едва ли заслуживает названия «город») прибыл один англичанин, выбравшийся в Сен-Бертран-де-Комменж специально, чтобы посетить церковь Святого Бертрана. Он был из Кембриджа, гостил в Тулузе, где оставил в гостинице под обещание на следующее утро к нему присоединиться двоих друзей[142], не таких страстных археологов, как он сам. Им на осмотр церкви было достаточно получаса, а потом все трое собирались двинуться дальше, в направлении Оша[143]. Но наш англичанин приехал в день, о котором идет речь, с утра пораньше и обещал себе подробно описать и сфотографировать каждый уголок этой чудесной церкви на вершине холма Комменж, для чего были приготовлены новая записная книжка и несколько дюжин фотопластинок. Чтобы исполнить это намерение со всей добросовестностью, англичанину нужно было на весь день заручиться помощью церковного служителя. За ним (предпочитаю именовать его причетником[144], пусть это и неточно), соответственно, послали, о чем распорядилась довольно бесцеремонная дама, хозяйка гостиницы «Шапо Руж»[145], и, когда он пришел, англичанин совершенно неожиданно открыл в нем интересный объект для изучения. Любопытство вызывала не наружность причетника (таких маленьких сухоньких старичков во французских церквах полным-полно), а на удивление уклончивая манера держаться вкупе с настороженным взглядом. Он постоянно оборачивался, дергал шеей и нервно сутулился, словно боялся, что кто-то нападет на него сзади. Англичанин не знал, к какому типу людей его отнести: к тем, кого преследует наваждение, мучает совесть или угнетает злая жена. Последняя идея представлялась в итоге наиболее вероятной, и все же трудно было вообразить себе мегеру, способную поселить в человеке такую панику.

Как бы то ни было, англичанин (назовем его Деннистон[146]) вскоре с головой ушел в свои записи и фотографии и перестал обращать внимание на причетника. Бросая в сторону причетника случайный взгляд, Деннистон каждый раз заставал его либо жмущимся к стене, либо сидящим в согбенной позе на одной из роскошных алтарных скамей. Через некоторое время Деннистон почувствовал неловкость. В голову полезли подозрения: что он задерживает старика, которому пора на déjeuner[147], что его считают способным сбежать с вырезанным из слоновой кости посохом святого Бертрана[148] или с пыльным чучелом крокодила, которое висело над купелью.

– Может, вам хочется домой? – спросил он наконец. – Мне больше не потребуется помощник; если желаете, можете меня запереть. Работы осталось еще часа на два, а вы, кажется, озябли.

– Боже упаси! – воскликнул старичок, которого это предложение почему-то повергло в неописуемый ужас. – Такое просто немыслимо! Оставить месье в церкви одного? Нет-нет, мне все равно, я посижу и два часа, и три. Позавтракал я плотно, одет тепло; спасибо месье за заботу.

«Ну дружочек, – подумал Деннистон, – сам напросился. Я предупреждал».

К исходу второго часа все – и алтарные скамьи, и громадный ветхий орган, и алтарная преграда епископа Жана де Молеона[149], и остатки витражей и шпалер, и содержимое сокровищницы – было самым тщательным образом изучено; причетник меж тем ходил за Деннистоном по пятам и при каждом шорохе, каковые неизбежны в обширных пустых помещениях, дергался, как укушенный. А шорохи порой случались странного свойства.

«Однажды, – рассказывал мне Деннистон, – на самом верху башни отчетливо послышался тонкий, звонкий, как металл, смешок. Я бросил испытующий взгляд на причетника. Он побелел как полотно. „Это он… то есть… никого нет; дверь заперта“, – выдавил он из себя, и мы добрую минуту не сводили друг с друга глаз».

И еще один случай заставил Деннистона задуматься. Он изучал большую темную картину, что висит за алтарем, – одну из серии, живописующей чудеса святого Бертрана. Композиция картины почти неразличима, но снизу имеется латинская надпись, гласящая:

Qualiter S. Bertrandus liberavit hominem quem diabolus diu volebat strangulare.

(Как святой Бертран спас человека, которого дьявол замыслил задушить[150].)

Деннистон с улыбкой повернулся, готовясь пошутить, но растерялся: старик стоял на коленях и созерцал картину с отчаянной мольбой в глазах, ладони его были стиснуты, по щекам потоком текли слезы. Деннистон, разумеется, сделал вид, будто ничего не заметил, однако не мог не задаться вопросом: «Как могла эта мазня так сильно кого-то поразить?» Деннистону показалось, что он догадывается, почему причетник весь день выглядел так странно: церковнослужитель – одержимый, вот только в чем заключается его одержимость?