Мистические истории. Абсолютное зло

Как подобает всякому приличному туристу, Хью Маршам провел день на том берегу Нила за осмотром храмов и царских гробниц[194], и фелюга[195] везла его обратно в Луксор[196] уже в волшебный час заката, который зажег пламенем землю и небо. Выглядело это так, словно весь мир внезапно обратился в опал, переливающийся мириадами ослепительных красок. Оттенок зеленых вод реки сходствовал с весенней буковой листвой; на колоннах храма у самого берега играли отсветы воображаемых жертвенных костров; синева безоблачного неба, сгустившаяся на востоке и бирюзовая над головой, таяла аквамарином над пустынным горизонтом, где только что закатилось солнце. Вдоль берега, куда быстро приближалась подгоняемая северным ветром фелюга, сновали толпы арабов, которые неспешным шагом возвращались домой с работы; их голоса вызывали в памяти долгие английские сумерки с чирикающими в кустах воробьями. Даже носимые ветром песчинки засверкали, как радуга, отражая краски реки, неба и огненно-оранжевых храмов, и пешеходы в пыльном облаке тоже оделись блеском.

Здесь, на юге, долгих английских сумерек не бывает, и пока Хью Маршам шагал по ведущей к отелю аллее под аркой из душистых акаций, подступила ночь, в небе вспыхнул миллион звезд и тьма мало-помалу поглотила пламенеющие краски закатного часа. Продавцы ковров и арабских портьер, курений и филиграни[197], сомнительной бирюзы и еще более сомнительных скарабеев[198] уже готовились покинуть ступени отеля и за упаковкой товара галдели на своем резком неразборчивом наречии, похваляясь, наверное, тем, как ловко всучили доверчивым, будто малые дети, американцам и англичанам поделки, произведенные в Манчестере. И только старый Абдул все еще сидел на корточках в своем привычном углу, поскольку принадлежал к разряду куда выше обычных торгашей: солидный торговец антиквариатом, он держал лавку в деревне, где обосновались археологи, и его приобретенные sub rosa[199] вещицы находили себе путь в европейские музеи. Он пробыл в своей лавке весь день, но к вечеру, когда наплыв посетителей спал, обосновался на ступенях отеля, где продавал подлинные древности тем из туристов, кто не довольствовался подделками.

Днем стояла жара, и Хью захотелось помедлить в прохладных сумерках у дверей и порыться на подносе со скарабеями, который представил его вниманию Абдул Хамид. Этот сухой, кожа да кости, морщинистый старик с хорошо подвешенным языком и располагающими манерами приветствовал Хью как старого клиента.

– Смотрите, сэр, – сказал он, – эти два «спиральных» скарабея[200] вроде тех, что вы купили у меня на прошлой неделе. Вам нужно их взять, они очень тонкой работы и стоят очень недорого, потому что в этом году у меня не идет торговля. Мистер Ранкин из Британского музея[201] – помните его? – в прошлом году давал мне по два фунта за похожие, но хуже, а нынче я продаю вот эти за полтора фунта каждый. Берите, они ваши. Скарабеи Двенадцатой династии[202]. От мистера Ранкина я получил бы по два фунта, так что, считайте, вам повезло.

Хью рассмеялся.

– Тогда ему и продайте, – сказал он. – Мистер Ранкин завтра будет здесь.

Старик, нимало не смутившись, ухмыльнулся и покачал головой.

– Нет, я обещал их вам по полтора фунта. Я не обманщик какой. Они ваши – по полтора фунта. Ну же, берите.

Устояв перед этим неслыханно щедрым предложением, Хью продолжил рыться в содержимом подноса и извлек наконец, чтобы тщательно изучить, отколотый фрагмент голубой глазированной фигурки размером примерно в дюйм. Он представлял собой голову и плечи обезьяны; разлом пришелся на середину спины, так что нижняя часть туловища, предплечья (судя по всему, прижатые к бокам) и ноги отсутствовали. На спине виднелась надпись иероглифами, тоже неполная. Остаток, конечно же, был на отколотой части. Скульптура была очень тщательно и подробно проработана, лицо выражало гротескную злобу.

– Что это за кусок обезьяны? – небрежно осведомился Хью.

Абдул, сам вылитая обезьяна, низко склонился над фигуркой.

– Самая что ни на есть египетская редкость, так говорит мистер Ранкин. Жаль только, что поломана. Видели спинку? Там сказано: «Кто этим владеет, тот пусть позовет меня трижды». И вот же, расколол какой-то собачий сын. Будь у меня нижняя часть, я бы и за сто фунтов все вместе не отдал, но десять лет уже прошло, и пол-обезьяны как не было, так и нет. Что мне толку от половины обезьяны? Пшик. Мне она не нужна, отдаю ее вам, а вы мне – фунт.

Хью Маршам, не выказывая никаких признаков нетерпения или заинтересованности, порылся в одном кармане, потом в другом.

– Вот он, ага, – произнес он рассеянно.

Абдул вгляделся в покупателя сквозь сумерки. Было очень странно, что Хью не предложил полфунта, а заплатил не торгуясь. Абдулу стало крайне досадно, что он не запросил больше. Но маленький голубой обломок уже перекочевал в карман Хью, а в ладони Абдула приятно поблескивал соверен[203].

– И что было дальше в этой иероглифической надписи, как вы думаете? – спросил Хью.