Читаем Мистические истории. Ребенок, которого увели фейри полностью

Уордл, человек практичный и прямой, был приятелем мистера Батчела и иногда навещал его в Стоунграунде. Он считал страсть к антиквариату разновидностью безумия и досадовал, что хозяин дома вечно копается в церковных книгах, описях и отчетах церковных казначеев, которые сам он с презрением называл бумажным хламом. «Да выкиньте вы все старье, Батчел, – говаривал он не раз, – и почитайте лучше „Дейли мейл“[247], вам это только на пользу пойдет».

Мистер Батчел кротко улыбался в ответ и, едва только приятель, попыхивая сигарой, выходил за дверь, снова погружался в изучение лежавшего перед ним документа, хотя прочел его уже раз двадцать. Это была опись церковного имущества, составленная в шестой год правления Эдуарда VI – 15 мая 1552 года, если быть точным. В тот год по королевскому указу все церковное имущество, за исключением самого необходимого, без чего вовсе невозможно проводить богослужение, было изъято и передано в надежные руки в ожидании дальнейших распоряжений. Распоряжения не заставили себя долго ждать и свелись к короткому приказу – конфисковать[248]. Все, кто неравнодушен к церковному обряду, знают и оплакивают прискорбное мародерство того времени.

Однако документ, находившийся в руках у мистера Батчела, свидетельствовал, что церковные казначеи тех лет были вполне способны постоять за себя. Они отнюдь не являлись бессловесными овцами. Во всяком случае, в лежавшем на его столе экземпляре описи содержался отчет членов правительственной комиссии, согласно которому «в Стоунграунде Джон Спейн и Джон Гаунтропп, церковные казначеи, заявили под присягой, что два позолоченных кадила с подсвечниками да старинные многоцветные пелены и прочая утварь содержались в сундуке, каковой был украден в канун святого Петра[249], прежде чем была составлена первая опись имущества».

Мистер Батчел проницательно заподозрил (и, надо полагать, его подозрения разделит читатель), что Джон Спейн и его коллега знали об ограблении больше, нежели сочли возможным сообщить. Вывод напрашивался сам собой: содержимое сундука было хорошо припрятано до лучших времен. Но, с точки зрения церковных казначеев, времена эти так и не настали. Судя по всему, при королеве Марии[250] Стоунграунд также не был расположен терпеть кадила, и маловероятно, чтобы когда-либо в будущем старинный обряд мог возродиться. И потому мистер Батчел не терял веры в то, что содержимое сундука находится где-то поблизости, как и надежды на то, что именно ему суждено обнаружить сокровище.

Всякий раз, когда в пределах ста ярдов от церкви что-нибудь рыли или сносили, мистер Батчел бывал тут как тут. В большинстве случаев его присутствие сильно досаждало рабочим, взявшим себе за правило устраивать небольшие, но частые передышки, – посторонний глаз им был ни к чему. Пока шла долгая реставрация церкви, бдительность мистера Батчела оказалась на пользу делу: строители поневоле трудились усерднее и уделяли внимание деталям, которыми иначе охотно пренебрегли бы. Однако он ни на йоту не приблизился к заветному сундуку с кадилами, и, когда работы были завершены, надежды мистера Батчела на находку, увы, практически улетучились.

Мистер Уордл, несмотря на презрение к охоте за антиквариатом, из вежливости иногда уделял хобби мистера Батчела несколько минут разговора и потому был наслышан об «украденных» ценностях. Впрочем, особого интереса они у него не вызвали.

– Почему вы не оставите эти вещицы в покое? – сказал он. – Какой в них прок?

Ну что ответишь человеку, способному задать подобный вопрос? Но мистер Батчел все же сделал попытку.

– Историческая ценность кадил, – назидательно произнес он, – которые использовались еще во времена Эдуарда Шестого, сама по себе дает основание…

– Да-да, понятно, – сказал его приятель, обрывая фразу, удовлетворительно завершить которую мистер Батчел и сам не сумел бы. – Много ли вам, антикварам, нужно? Знай себе носитесь со своими любимыми топорами и кувалдами… Что вы будете делать с этаким сокровищем, если вдруг все же его найдете?

– Там два кадила, – кротко поправил мистер Батчел, – и прочая церковная утварь.

– Ну хорошо, – сказал Уордл, – опишите мне одно, а умножить на два я и сам смогу.

Получив это дозволение, мистер Батчел принялся излагать все, что знал о том, как выглядел в старину этот непременный атрибут богослужения. Уордл слушал его с возраставшим нетерпением.

– Если я правильно вас понимаю, – не выдержал он наконец, – весь сыр-бор из-за какого-то серебряного судка, к тому же тонкостенного, а пока он был в ходу, его еще и чистили до блеска, так что дочистили уже до толщины яичной скорлупки к тому времени, как о нем прослышали члены комиссии. И если эта редкость дошла до наших дней, то сейчас это горстка черной трухи. Если бы вы ее нашли, я бы вам и шиллинга за нее не дал, да и с какой бы стати? Она ведь не ваша, не вам ее и продавать. Так почему бы вам не угомониться?

– Потому что мне интересно, – сказал мистер Батчел, – в этом все дело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги