В действительности мы не считаем, что необходимым предметом этого исследования было точное определение, какая секта символизировала там свои религиозные идеи. Нам достаточно доказать, что произведенные ей шкатулки несут неоспоримые следы гностицизма и доктрины эманаций, и что ничего не разоблачает в ордене Храма практику этой доктрины; и он не может быть обвиненным в авторстве скульптур, которые ему вменяют, и от которых посредством логической ошибки и особого переворачивания идей утверждался вывод о его религиозных верованиях.
Из всех изображений, вырезанных на двух шкатулках, наиболее значимой является фигура, украшающая крышку шкатулки из Эссаруа. Помещенная таким образом одной и без другого сопровождения, кроме своих атрибутов, сверху над ансамблем сцен, разворачивающихся на боковых стенках, она служит им связью и объяснением; она является итогом и как бы ключом свода всей религиозной системы, которую развивают эти сцены. Мы видим, что та же самая фигура, окруженная почитателями, проявляется поставленной на постаменте в углу одной из больших сторон той же шкатулки; она равно существует на нескольких шкатулках из Имперского кабинета Вены, где кажутся изображенными офитические мистерии.
Значит, если есть удостоверенный и признанный факт всеми, кто изучали совокупность этих артефактов, то он заключается в следующем: данная фигура является самим выражением и наиболее значимым символом гностицизма. Она андрогинна, ибо имеет сразу бороду и висящие женские груди; она имеет более выраженные половые части, которые в различных подобных фигурах иногда мужские, иногда женские. У подножия фигуры, выделяющейся выпуклостью на крышке шкатулки из Эссаруа, находятся череп, звезда с семью лучами и пентальфа, образованная из двух совмещенных треугольников. Вверху над головой мы видим солнце и луну, и с каждой из ее воздетых рук ниспадает вытянутая цепь. Все это признано гностическим: цепь символизирует род эонов, вышедших в эманациях от творца. Другой не менее правдоподобный факт: это андрогинный персонаж, говорящий в надписи, значащей: «Наш источник это я с семью другими». Эти слова равно читаются на аналогичных надписях Имперского кабинета Вены и предстают одними, смысл которых был почти определен: они подтверждают законность отнесения шкатулки к гностической школе. Они устанавливают знаменитую огдоаду, фундамент всей гностической теогонии, одновременно являющуюся основой теогонии Офитов.
Здесь необходимы несколько коротких объяснений об этих двух доктринах и об их корневых различиях с учением Тамплиеров.
Гностическая теогония покоится на этой главной идее, что существующая пустота между абсолютным Существом и материальным миром была заполнена серией эонов или сверхъестественных существ, происшедших в эманациях от несотворенной сущности. Эти божественные эоны, эти последовательные обусловленности верховного Бога, разворачиваются по два, когда каждый мужской эон, имея с рядом собой женский эон, им восполняется: закон пар или сизигий является универсальным законом существования и жизни; вот почему каждая пара может изображаться в виде существа, объединяющего два пола, андрогинного персонажа[1106]
. Верховный Бог,Таковым является в очень сжатом обзоре гнозис Валентина, учившего в 140 году от Рождества Христова, школа которого была самой цветущей из всех школ, порожденных гностицизмом. Школа Офитов, чье существование явилось ненамного более долгим, видоизменила эту доктрину, введя в нее элементы, заимствованные у Сабеян и Манихеев. В этой связи по-особенному припоминаются эмблемы данной школы, узнаваемые на артефактах, приписываемых Тамплиерам.