Мистические рассказы

Если теперь, в придачу ко всему этому, вы надлежащим образом помыслили о странном беспорядке в комнате, мы ушли вперед настолько, чтобы сочетать представления об удивительной ловкости, о сверхчеловеческой силе, о зверской свирепости, о злодеянии без побудительной причины, о гротескности и ужасе, совершенно чуждом человеческой природе, и о голосе, чуждом по тону слуху представителей разных народностей и чуждом какой-либо различимой слоговой членораздельности. Какой же получается отсюда результат? Какое впечатление произвел я на ваше воображение?

Я почувствовал, что по коже у меня поползли мурашки, когда Дюпен задал мне этот вопрос.

– Сумасшедший, – сказал я, – деяние это сделал какой-нибудь маньяк, объятый буйным помешательством – бежавший из какой-нибудь лечебницы по соседству.

– В некоторых отношениях, – ответил он, – ваша мысль не так уж неприемлема; но голоса сумасшедших, даже в припадках самого сильного исступления, никогда не согласуются с тем, что было особенного в этом голосе, послышавшемся наверху. Сумасшедшие принадлежат к какой-нибудь народности, и их язык, как бы он ни был бессвязен в словах, всегда имеет слоговую связность. Кроме того, волосы какого-либо сумасшедшего не таковы, как те, что я держу в моей руке. Я высвободил этот маленький клочок из окоченевших пальцев мадам Л’Эспанэ. Скажите мне, что вы думаете о них?

– Дюпен, – сказал я, совершенно потрясенный, – эти волосы необычны до чрезвычайности – это не человеческие волосы.

– Я не утверждал, что они человеческие, – сказал он, – но, прежде чем мы разрешим данный пункт, я хочу, чтобы вы взглянули на небольшой рисунок, который я сделал вот здесь, на бумаге. Это факсимиле, точный рисунок того, что было описано в некоторой части показаний, как «темные кровоподтеки и глубокие вдавлины от ногтей» на горле мадемуазель Л’Эспанэ и, в другом показании (данном месье Дюма и Этьеном), описанном как ряд синих пятен, очевидно, от нажатия пальцев.

– Вы можете заметить, – продолжал мой друг, развертывая бумагу на столе перед нами, – что этот рисунок дает представление о твердой и крепкой хватке. Тут, на вид, нет ничего скользящего. Каждый палец сохранял – возможно, до самой смерти жертвы – страшную хватку, первоначально вдавившую его. Попытайтесь теперь поместить все ваши пальцы, в одно и то же время, в соответственные отпечатки пальцев, как вы их видите.

Моя попытка была безуспешной.

– Возможно, что мы делаем опыт не надлежащим образом, – сказал Дюпен. – Бумага распространена на ровной поверхности, а человеческое горло – цилиндрическое. Вот деревянный чурбан, окружность которого, приблизительно, та же, что окружность горла. Обверните рисунок вокруг, и сделайте опыт сначала.

Я сделал так, но трудность стала еще большей, чем прежде.

– Это, – сказал я, – отпечаток не человеческой руки.

– Прочтите теперь, – ответил Дюпен, – этот отрывок из Кювье.

Это было подробное анатомическое и общее описание исполинского темно-бурого орангутанга восточных индонезийских островов. Гигантский рост, изумительная мощь и размах усилия, дикая свирепость и подражательные наклонности этих млекопитающих достаточно хорошо известны всем. Я понял весь ужас убийства, в его полноте, сразу.