Мистическое кольцо символистов

– А ничего. Придется самому стать мессией. Увлечь людей идеей, что все, что я имею, – моя реализованная мечта. От меня зависит, произойдет что-то в моей жизни или нет – хорошее или плохое. И я сам решаю, как я к этому отнесусь и что с этим сделаю. Ведь очевидно, что у каждого своя истина, ибо истины как объективной реальности просто не существует. Каждый человек – сам по себе Бог. Человеку всего лишь нужно просветить свое сознание и укрепить волю, дабы достичь того, чего он пожелает.

Девушка выглядела потрясенной.

– Вы шутите, Лев?

– Ничуть. Я думаю назвать свою религию Новая Эра.

– New Ade, – зачарованно повторила Волынская.

– Пусть так, коль вам угодно, – согласился Лев. И для чего-то спросил: – Скажите, Ольга Павловна, вы станете моим пророком? Если я позову, пойдете со мной?

Девушка залпом выпила вино, поставила бокал и опустилась на колени перед Львом. И, целуя его руки, исступленно зашептала:

– Я пойду, Лев! Пойду, куда хотите! Хоть в ад, хоть в преисподнюю, только бы с вами! Сделаю все, что скажете! Я хочу быть вашей! Целиком, без остатка, душой и телом!

Лев склонился к ней, обхватил девичий стан и принялся целовать в губы, увлекая на кровать. Ольга Павловна выскользнула из объятий и прижала тонкий палец к его губам.

– Подождите, я сейчас вернусь! – шепнула она, проходя мимо светильника и поворотом рычажка гася огонь.

Номер погрузился в темноту. За ширмой послышалось сопение, раздался звук льющейся воды, наводя на мысли о водных процедурах, и Лев в ожидании прилег на кровать. Скинул ботинки, ослабил узел галстука. Звук воды стих, послышались шаги босых ног, и влажная холодная рука коснулась его лица. Лев потянул руку на себя, обхватил девушку за плечи и, уложив рядом, впился губами в ее приоткрытый рот, нашаривая в темноте подушку. Нащупал, ухватил за мягкий угол и прижал плотно набитый пером сатиновый прямоугольник к девичьему лицу, для верности навалившись на жертву тяжелым своим телом. Несчастная забилась, пытаясь высвободиться, точно пойманная рыбка в сетях, но вскоре затихла.

Испытывая ни с чем не сравнимое облегчение, Лев поднялся с кровати. Приблизившись к столу, включил газовый рожок и похолодел от тревожного предчувствия. Лицо задушенной скрывала подушка, но было совершенно очевидно, что это не Волынская. Худенькая Ольга Павловна разительно отличалась от раскинувшегося на простынях женского трупа с пышными формами. Торопливо приблизившись к постели, он сдернул подушку и, увидев совершенно незнакомое лицо, свирепо выдохнул:

– Черт возьми! Это еще кто?

За спиной его послышался легкий шорох. Обернувшись, Тихомиров увидел перепуганную Ольгу Павловну, выглядывающую из-за ширмы. Глаза ее казались огромными на побледневшем до синевы лице.

– Лев, зачем вы… – чуть слышно прошептала она.

– Что за шутки? Кого вы мне подсунули? – угрожающе надвигаясь на девушку, зашипел букинист.

– Я вам все объясню, – пятясь к двери, пробормотала несчастная.

– Стойте, где стоите, я все равно до вас доберусь.

– Лев! Вы меня пугаете! Это всего лишь Лили! Она согласилась мне помочь… Мы с ней как сестры… Лили! Иди сюда! Лили, помоги мне, я боюсь!

Не слушая жалобного лепета девушки, Лев стремительно сокращал дистанцию, и на лице букиниста читалась решимость довести начатое до конца. Когда Лев приблизился почти вплотную и потянулся к ее шее, девушка в отчаянии схватила с тумбочки тяжелую, под хрусталь, вазу и обрушила мужчине на голову. На пол выплеснулась вода, по отливающей ртутью луже рассыпались пурпурные розы. С минуту, показавшуюся Долли вечностью, Лев удивленно рассматривал ее, а затем ноги его подогнулись, и букинист рухнул в растекшуюся по комнате воду.

Долли присела перед ним на корточки и, глотая слезы, зашептала:

– Боже мой, что я наделала! Лев, вставайте, прошу вас! Господи, я его убила! Лили, иди же скорее! Лили!

Девушка поднялась и устремилась к кровати. Склонилась над подругой и стала трясти ее, словно стараясь разбудить. Но та оставалась недвижной, лишь руки и голова безвольно мотались, как у тряпочной куклы.

– Господи, да что же это такое! Они все мертвы! – всхлипнула Долли, и, оставив все как есть, опрометью выбежала из гостиничного номера.

Москва, наши дни

Спала я плохо, мучимая мыслями о несправедливости судьбы. Ведь это навязчивая идея. Одержимость. Культ. Виктор любит свою жену так, что даже страшно делается. А ведь он хороший парень. За что ему такое?

Я лежала и думала, что да, в личной жизни мне не везет. Хорошие парни либо с приветом, либо совсем не хорошие. Зато у меня всегда есть шанс с головой погрузиться в работу. Километры спутанных пленок в подвале дома фон Бекка зовут и манят. Для соседа же его личная драма приобрела поистине уродливые очертания. И превратилась черт знает во что. Светало. На экране мобильника высветилось пять ноль-ноль, и я решила, что пора вставать. Поднялась, оделась и пошла к Карлинскому.