Мистическое кольцо символистов

Трудно было поверить, что председатель Президиума Всероссийского союза поэтов, заведующий Московским библиотечным отделом при Наркомпросе – и божество декадентов Брюсов, – одно и то же лицо. Брюсов остепенился, стал медлительным и важным, еще больше исполнившись чувства собственной значимости.

– Товарищи, вчера я снова, в который раз, ходила на Арбатскую площадь, в электро-театр «Художественный» на фильму «Убийство коварной подруги», – вдруг проговорила Адалис, – и должна сказать, что в качестве актера Андрей Белый мне нравится гораздо больше, чем поэт.

– Из вас, Борис Николаевич, и в самом деле получился превосходный Добрый Букинист, – подхватил Брюсов. – Эдакий ангел, сгоревший в пожаре коварства и зависти. Может быть, бросите духовные искания и профессионально займетесь лицедейством? Ибо кинематограф – своего рода иллюзия, протест, а вы так любите все иллюзорное и протестующее.

– Никакого кинематографа! Я выбрал для себя стезю. Вся так называемая «культура» с ее движением вперед – всего лишь перемещение пищи в кишечнике Будды.

Брюсов с пониманием кивнул. Адалис равнодушно промолчала.

– Хотел раньше сказать, да как-то страшно было. Мне был знак, – понизив голос, сообщил вдруг Белый. – Представьте себе, с месяц назад ближе к ночи возвращаюсь домой. Иду по Арбату и слышу голос за спиной: «Товарищ, купи книжицу». Я оборачиваюсь, и вижу страшную, прямо-таки кошмарную физиономию. Революционный матрос. Во рту зуб золотой сияет-переливается, а в руках, представьте себе, вот это…

Белый открыл дорожный порт-плед и вынул что-то большое и тяжелое, завернутое в газету. Бережно развернул и передал в руки Брюсова внушительного вида инкунабулу. Брюсов с интересом склонился над редкой книгой Агриппы Неттесгеймского, дополненной рукописными страницами, неопределенно пробормотав:

– Однако!

– Вы слушайте, что было дальше! – проговорил азартно Белый. – Труд Агриппы я, конечно же, купил. Матрос просил недорого, всего-то полфута сахару. Принес Книгу домой, а в гостях у нас – графиня Святополк-Червинская. Теперь она, конечно, не графиня. Работает в ОДН[7]. Екатерина Францевна, увидев Книгу, едва не лишилась чувств. Представьте себе, в девятьсот десятом году, когда еще жила у графини Минцлова, эту самую Книгу во время спиритического сеанса корнет Червинский по указанию духа покойного графа извлек из недр рояля. И уготована эта инкунабула для пророка грядущей религии. Еще раньше Минцлова подарила мне кольцо с крестом и розой, теперь вот Книга… Сомнений быть не может. Я истинный пророк. Штайнер не сможет от меня отмахнуться. И Ася должна мне поверить.

– Товарищ, вы напрасно беспокоитесь, – с досадой обронила Адалис. – Кому же, как не вам, Андрею Белому, и быть пророком?

Брюсов закурил и небрежно заметил:

– Кстати, буквально вчера видел Ольгу Павловну. Тоже собиралась ехать к Штайнеру.

– Значит, там с ней и увидимся, – улыбнулся Белый. И не без гордости добавил: – Я отчасти считаю себя крестным отцом Волынской. Если бы не «Убийство коварной подруги» с моим участием, то Ольгу Павловну приговорили бы к пожизненной каторге. А так отделалась лечебницей.

– Хорошо, Петровская нас не слышит, – усмехнулся Брюсов. – Нина Ивановна бы обязательно затянула: «Это не Ольга Павловна, это я должна быть заперта в лечебнице! Я не достойна своей прекрасной жизни! Мое место на панели, среди дешевых шлюх! Отчего я не проститутка? Может, еще не поздно ею стать? Уехать отсюда подальше, туда, где меня не знают, и сполна испить горькую чашу презрения, которое я заслужила».

– Товарищ Брюсов, не будьте злым, – великодушно произнесла Адалис, всем своим видом показывая, что пора прощаться. И, видя, что мэтр не реагирует на намеки, прямо спросила: – Может, уже пойдем?

Валерий Яковлевич не ответил – он курил и задумчиво смотрел в окно, ибо еще ни одной женщине не было позволено указывать, что ему делать. Дали первый гудок.

– Ну что же, пора, – проговорил Брюсов, туша папиросу и поднимаясь. И, обернувшись к любовнице, сухо обронил: – Товарищ Адалис, вы идете?

Расцеловались в щеки, и провожающие покинули вагон. Глядя в окно на удаляющиеся по перрону фигуры, Белый поглаживал надетое на палец кольцо с крестом и розой в твердой уверенности, что вот теперь, когда в его руках еще и Книга, перед ним, пророком нового учения, открывается истинный путь.

Москва, наши дни

До позднего вечера Виктор корпел над делами в прокуратуре и приехал на Басманную только к полуночи, рассчитывая, как и договаривались, застать в своей комнате Оксану. Звонить не стал, чтобы не будить соседей, открыл входную дверь своим ключом и, крадучись двинулся по темному коридору. Проходя мимо двери Карлинского, увидел пробивающуюся полоску света. Полагая, что приятель не спит, и, значит, можно перекинуться с ним парой слов, Вик толкнул дверь и оторопел. На кровати, нависая над Карлинским полными грудями, извивалась от страсти Оксана. Сам же Карлуша, лежа на спине, равнодушно смотрел на ее раскачивающиеся соски и, как показалось Вику, подмигнул ему правым глазом.