Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу

Поездка по новенькому асфальту четырехполосного bayshore highway[42] продолжалась около часа. Справа за окном виднелись отлогие волны холмов, напомнившие ему швейцарскую Юру. Слева он видел длинноногих птиц, бродивших в серой солоноватой воде залива Сан-Франциско. Дорога была без пыли, ровная и твердая. Глядя вперед, он видел по обе стороны черной асфальтовой ленты телеграфные столбы, огромные рекламные щиты и гаражи, а также бензозаправочные станции и придорожные кафе самого фантастического вида, похожие то на индийские храмы, то на огромные лимоны, то на исполинские пряничные домики или индейские вигвамы. Впереди и позади катили шикарные блестящие машины, в которых сидели один или двое людей, автобусы, огромные как соборы, а нередко и дребезжащие «форды», тощие пассажиры которых веревками привязали на крыше и на подножке кухонную утварь, палаточные колья и чемоданы.

В Пало-Альто Феликс свернул направо. За вокзалом выехал на километровую пальмовую аллею, которая сквозь негустой парк с экзотическими деревьями вела к Стэнфордскому университету. Он припарковал машину, прошел под романской, богато украшенной рельефами аркой ворот и очутился перед приземистой, выдержанной в неовизантийском стиле церковью, к которой примыкали грубо обтесанные песчаниковые аркады, образовывавшие прямоугольник и своими терракотовыми черепичными кровлями напоминавшие мексиканскую асьенду, средневековый романский монастырь или воплощенную в камне историческую фантазию оторванного от родной почвы железнодорожного магната.

Позднее, когда журналисты расспрашивали Феликса Блоха о прибытии в Стэнфорд, он вспоминал приветливые лица, крепкое рукопожатие декана и приятное ощущение, что его встречают с распростертыми объятиями и искренне ему рады. Вспоминал он и импровизированную вечеринку, устроенную доцентами в его честь, и свою растерянность при виде загорелых и с виду веселых студенток и студентов, которые все без исключения выглядели так, будто только что пришли с пляжа и вот-вот опять уйдут на барбекю.

В апреле 1934-го Стэнфорд и правда походил на загородный клуб для богатой молодежи. В кампусе в их распоряжении было просторное поле для гольфа с двадцатью четырьмя лунками, слывшее самым красивым на всем тихоокеанском побережье, кроме того, имелись два искусственных озера, где происходили парусные соревнования и гребные регаты, а еще поле для поло, футбольный стадион на девяносто тысяч зрителей и несметное количество превосходно оснащенных гимнастических, физкультурных и спортивных залов в классическом стиле, из белого мрамора, с закрытыми бассейнами, площадками для гандбола и кегельбанами.

В ту пору в Стэнфорде учились пять тысяч студентов и тысяча студенток; согласно поименному списку в ежегоднике 1934-го, почти все они были англосаксонского, скандинавского или немецкого происхождения. Большинство занималось спортом, отличалось широкими плечами, крепкими ногами и здоровым цветом кожи. Парни носили вельветовые брюки и рубашки, как у лесорубов, девушки – прямые юбки и теннисные туфли; официальный дресс-код университетов «Лиги плюща» с Восточного побережья они не признавали. Не было здесь и элитарных тайных обществ, члены которых старательно культивировали британский акцент и проводили за увитыми плющом секретными дверьми нелепые ритуалы посвящения с черепами и окровавленными масками; стэнфордские студенты по выходным дням уходили в холмы Футхиллс ловить форель и охотиться на кроликов либо в битком набитых машинах ездили в Сан-Франциско потанцевать в «Марке Хопкинсе» или в гостинице «Святой Франциск», которую называли «Франтик».

Больше половины из них в тот год, пятый год Великой депрессии, имели собственный автомобиль, а кое-кто и собственный самолет. И жили все в спокойной уверенности, что Америка неприступно сильна, а сами они благодаря унаследованному от родителей богатству до конца своих дней защищены от голода, болезней, бедности и любой другой формы несчастья.

Феликс Блох понял, что очутился на солнечной стороне жизни, оставил позади мрачные сумерки мира. Но Института теоретической физики в Стэнфорде не было. Его задача – создать таковой.