— Нераскаявшихся грешников пирожными не кормят. Кроме того, у меня нет крема. Ладно, там видно будет. А пока что, мистер Роберт, вы бы лучше подумали о своих грехах и перестали бросать камни.
Когда за Кристиной закрылась дверь, тетя Лин вздохнула.
— Подумать только, она у нас живет уже двадцать лет, — задумчиво проговорила она. — Ты, конечно, не помнишь, какой она была, когда пришла к нам из приюта. Никто бы ей не дал пятнадцати лет. Жалкий заморыш! Она съела целый батон с чаем и сказала, что будет молиться за меня всю жизнь. И, по-моему, сдержала свое слово.
В голубых глазах мисс Беннет сверкнула слезинка.
— Хочется надеяться, что сначала она испечет нам пирожные, а уж потом займется спасением, — сказал Роберт, которого собственный желудок заботил значительно больше, чем душа Кристины. — Тебе понравился фильм?
— Понимаешь, Роберт, я никак не могла забыть, что у него было пять жен.
— У кого было пять жен?
— Не сразу, дорогой, а по очереди. У Джина Дарроу. Эти программки, которые они раздают перед просмотром, рассказывают много интересного, но разрушают иллюзии. В картине он играл студента, романтически настроенного молодого человека. Но я никак не могла забыть про его пять жен, и это очень портило впечатление. А какой красавец! Говорят, свою третью жену он грозил выбросить с пятого этажа — да, собственно, и выбросил, только держал ее за руки и грозился отпустить, но в это я не верю. Не такой уж он геркулес с виду. Мне кажется, у него в детстве был туберкулез — откуда бы еще эта худоба, эти тонкие запястья? Нет, держать женщину на весу ему не по силам. Тем более из окна пятого этажа…
Тетя Лин продолжала свой неторопливый монолог, пока они ели третье, но Роберт перестал ее слушать, думая о странных событиях во Франчесе. Он вернулся к окружающей его действительности, только когда они встали из-за стола и перешли в гостиную пить кофе.
— Он так украшает, а служанки не хотят этого признавать, — услышал он голос тети Лин.
— Вы о чем?
— О фартуке. Она служила горничной во дворце и носила такой прелестный фартучек с кружевами. Он ей так шел! Кстати, а во Франчесе есть горничная? Нет? Ничего удивительного. Одну они чуть не уморили голодом. Давали ей…
— Тетя Лин, хватит!
— Честное слово. На завтрак ей давали засохшие края тостов. Потом сами ели молочный пудинг…
Роберт не стал дослушивать, как бессовестно Шарпам удавалось экономить на молочном пудинге. Хотя он съел хороший ужин, его вдруг охватила усталость, и у него испортилось настроение. Если его добрая, хотя и недалекая, тетя Лин повторяет эту чушь, то что же станут говорить милфордские сплетники, когда у них действительно появится пища для пересудов!
— Да, к вопросу о служанках — сахарный песок кончился, дорогой, придется тебе сегодня пить кофе с пиленым — так к вопросу о служанках: девчонка, которая служит у Карли, беременна.
— От кого?
— От Артура Уоллиса, бармена в «Белом олене».
— Что? Еще одна!
— Да. Это уже не смешно. И почему он не женится, понять не могу. Это ему обошлось бы дешевле.
Но Роберт не слушал. Мысленно он был в гостиной Франчеса и слушал, как Марион посмеивается над ограниченностью его юридического мышления в гостиной, где стоит потертая мебель, где на стульях навалены самые разнообразные предметы, и никто их не убирает.
И где, вдруг ему пришло в голову, никто не бегает за ним с пепельницей.
5
Прошло больше недели. И вот однажды в кабинет Роберта Блэра просунулась седая голова мистера Хезелтайна: его хочет видеть инспектор Хэллем, который сидит в конторе.
Комната с другой стороны коридора, где над клерками правил мистер Хезелтайн, называлась конторой, в отличие от кабинета Роберта и маленькой комнатки позади него, где помещался Невиль Беннет, хотя последние, несмотря на ковры и мебель красного дерева, тоже были, несомненно, помещениями конторского типа. Была у них и официальная приемная, такая же маленькая, как комнатка Беннета, но клиенты фирмы не любили там ждать, а обычно проходили в «контору» и в ожидании, когда Роберт сможет их принять, болтали там с мистером Хезелтайном и клерками. А маленькую «приемную» давно уже захватила мисс Тафф и поставила там свою машинку. Здесь ей никто не мешал перепечатывать письма — ни посетители, ни вечно шмыгающий носом мальчик-посыльный.
Мистер Хезелтайн пошел за инспектором, и Роберт вдруг с удивлением почувствовал, что волнуется. Последний раз он так волновался в молодости, подходя к доске, на которой были вывешены результаты экзаменов. Неужели ему так наскучила безмятежная жизнь, что он готов принять близко к сердцу беду почти незнакомых людей? Или дело в том, что всю эту неделю он думает о Франчесе, и мать и дочь Шарп перестали быть для него незнакомыми людьми?
Роберт приготовился услышать от Хэллема худшее, однако тот, тщательно подбирая слова, лишь проинформировал его, что Скотланд Ярд пока не собирается передавать дело в суд. Роберт заметил слово «пока» и сразу понял его смысл: они не закрыли дело — Ярд вообще никогда не закрывает нераскрытые дела — они просто потихоньку продолжают расследование.