Мистик-ривер

— Скажи же мне, Дейв. Только брось пороть всю эту чушь про растлителя, Дейв, потому что сегодня нам не до чуши. Хорошо? Расскажи мне правду, а если опять соврешь, я тебя прикончу.

Джимми перевел дух. Он подержал нож возле лица Дейва и вдруг опустил его, сунул за пояс, туда, где правое бедро, и развел руки, показывая, что в них ничего нет.

— Я подарю тебе жизнь, Дейв. Только скажи, почему ты ее убил. Тебя арестуют. Это уж точно. Но ты останешься жив. Цел и невредим.

Дейв чуть было не возблагодарил Бога вслух — такой радостью он преисполнился. Ему хотелось обнять Джимми. Еще полминуты назад он был в черной яме отчаяния. Готовый пасть на колени и умолять, кричать, что не хочет умирать: я не готов еще, мне рано уходить. Я не знаю, что там, за гранью. Не думаю, что там рай. Что там хорошо и светло. Я думаю, что там лишь ледяной мрак, бесконечный туннель пустоты. Как та дыра в земной коре, о которой ты сейчас говорил, Джим. И я не хочу остаться один, в пустоте на годы, столетия в одиночестве — и только сердце парит в пустоте, и пусто, пусто, пусто.

Теперь он может остаться в живых. Если солжет. Если стиснет зубы и скажет Джимми то, что тот хочет услышать. Его станут проклинать. Может быть, изобьют. Но он будет жить. Он понимает это по глазам Джимми. Джимми не лжец. Волки исчезли, и перед ним теперь человек с ножом, тоже желающий избавления, погибающий под невыносимой ношей неведения, горюющий о дочери, к которой ему не суждено больше прикоснуться.

Я вернусь домой, Селеста. Мы станем жить очень, очень хорошо. Правда. И отныне, обещаю, лжи больше не будет. Не будет тайн. Но мне придется сказать эту последнюю ложь, худшую из всей моей лживой жизни. Пусть лучше думает, что я убил его дочь, чем ему узнать, почему я убил того педофила. Это полезная ложь, Селеста. Ею я выкуплю назад нашу жизнь.

— Скажи же, — попросил Джимми.

Дейв постарался как можно ближе придерживаться правды.

— Я увидел ее в баре Макджилса в тот вечер и вспомнил свою мечту.

— О чем? — спросил Джимми, лицо его сморщилось, голос стал хриплым.

— О юности, — сказал Дейв.

Джимми понуро опустил голову.

— По-моему, юности у меня никогда не было, — сказал Дейв, — а Кейти была как сама юность, и я не выдержал. Наверное, так.

Было мучительно говорить это Джимми, слова разрывали душу, но Дейву так хотелось вернуться домой, опомниться, привести в порядок мысли, увидеть свою семью, и если за это надо заплатить такой ценой, то пусть. Он все наладит. А потом, когда будет найден и осужден судом настоящий убийца, Джимми поймет, какая это была жертва.

— Похоже, весь я целиком, — сказал он, — так никогда и не вылез из той машины, Джим. Ты правильно сказал. Вернулся другой Дейв, в одежде того, прежнего, но это был не я, не Дейв. Дейв остался в подвале. Понимаешь?

Джимми кивнул, и когда он поднял голову, Дейв увидел, что глаза его влажны, что в них поблескивает сострадание или, может быть, даже любовь.

— Так, значит, это была мечта, да? — прошептал Джимми.

— Да, мечта, да, — сказал Дейв и почувствовал, как холодная эта ложь ползет вниз, к животу, становясь такой невыносимо холодной, что он даже подумал, не от голода ли это — ведь желудок его пуст, особенно после того, как пять минут назад его вырвало в Мистик-ривер. Но это был другой холод, незнакомый, не похожий на тот, что доводилось испытывать Дейву. Ледяной холод такой силы, что даже обжигал. Нет, это не холод, а обжигающее пламя, оно лижет его тело до самого низа живота и поднимается вверх, в грудь, перекрывая воздух.

Краем глаза он увидел, как подпрыгнул Вэл с громким криком:

— Так! Вот это по-нашему!

Он смотрел в лицо Джимми, и губы Джимми, шевелясь не то очень медленно, не то слишком быстро, проговорили:

— Мы похороним наши грехи здесь, Дейв. Мы отмоемся от них. Начисто…

Дейв осел на землю. Он чувствовал, как из него течет кровь, как она льется на штаны. Она лилась ручьем, и когда он приложил руку к диафрагме, пальцы его коснулись расщелины, протянувшейся через весь живот.

Он сказал:

— Ты соврал.

Джимми наклонился над ним:

— Что?

— Соврал.

— Видишь, что губы шевелятся? — сказал Вэл. — Он шевелит губами!

— Я не слепой, Вэл.

И Дейв понял, всем телом понял одну вещь — вещь ужасную, безобразную, невиданную. Злую, жестокую. Это было просто и грубо: я умираю.

Мне не выжить. Не ускользнуть, не перехитрить. Не вымолить пути назад, не спрятаться за моими тайнами. И щадить из сочувствия никто не будет. Кто станет сочувствовать? Всем все равно. Всем, кроме меня. Одному мне не все равно, и даже очень. И это несправедливо. Мне одному этого туннеля не одолеть. Пожалуйста, не отправляйте меня туда. Разбудите, разбудите меня, пожалуйста. Я хочу проснуться. Я хочу, чтоб ты была рядом, Селеста. Хочу чувствовать твои руки. Я не готов еще.

Заставив глаза смотреть, он увидел, как Вэл передал Джимми какой-то предмет, и Джимми, опустив его, прижал ко лбу Дейва. Предмет был прохладным. Кружок прохлады, благодатное освобождение от жгучего огня, снедавшего тело.