Анна Андреевна приложилась к его руке и пригласила попа в гостиную, где лежала покойница. Отец Дионисий попросил стул, поставил на него свой чемоданчик и вынул оттуда все необходимое — кадило, епитрахиль, коробочку ладана, прессованный уголь. Затем он благословил девицу разжечь кадило, и та ушла на кухню. Через минуту она вернулась, и облаченный поп забрал у нее дымящийся атрибут.
— В доме еще кто есть? — спросил отец Дионисий.
— Сейчас позову, — спохватилась Анна Андреевна, вышла из гостиной и почти сразу же вернулась, ведя с собой Сергея, Владика и Зину. Роман Андреевич потоптался в коридоре и, видя, что на него никто не обращает внимания, тоже присоединился к остальным.
— Все в сборе? — нетерпеливо спросил поп.
Анна Андреевна обвела глазами присутствующих.
— Все.
— Тогда начинаем. — Отец Дионисий перекрестился и дал возглас: — Благословен Бог наш…
— Аминь, — спела низким голосом девица, и панихида началась.
Древний, как мир, напев заставлял забыть о будничных проблемах, а проникновенный текст на церковнославянском повествовал о бренности всего земного. Конечно, священник и единственная певчая не могли создать той атмосферы, какая бывает в большом храме. Но основной смысл заупокойной службы сохранялся, и все присутствующие это почувствовали. Даже Владик послушно осенял себя крестным знамением, глядя на отца Дионисия.
— Со святыми упокой, — запели хором священник и певчая.
У меня мурашки пробежали по телу. Анна Андреевна стала подпевать. На глазах у нее выступили слезы. Она промокнула глаза платочком и допела кондак до конца.
Не знаю, как все остальные, но я уже начинала уставать. Конечно, стоять часами на одном месте по долгу службы мне приходилось часто. Но если признаться честно, в церкви я бывала довольно редко, и молитвенный настрой, с которым полагалось слушать все эти песнопения, был мне совершенно чужд.
Впрочем, после окончания панихиды не только я, но и все присутствующие вздохнули с облегчением и стали переглядываться, словно спрашивая друг у друга, как настроение. Кажется, мы сделали для Маргариты Алексеевны все, что могли. Об этом сказал и священник в краткой напутственной речи.
— Нужно бы съездить с вами на кладбище, — намекнул он Анне Андреевне, — бросить в могилку землицы.
— Съездим, батюшка, — пообещала Маслова, теребя в руках носовой платок, словно не зная, заплакать ей или подождать до момента погребения.
— А дом освящать будем?
До выноса тела оставалось достаточно времени, и сейчас отца Дионисия интересовал только этот вопрос.
— Будем.
Расслабившаяся после панихиды Анна Андреевна была готова на все. Отец Дионисий тут же вынул требник, полистал его, нашел нужное место и подозвал певчую. Пропев и прочитав все, что полагается, поп взял кадило и святую воду и пошел кропить дом, заглядывая во все углы. Певчая следовала за ним, неся в руках сосуд со святой водой.
Поп прошелся по первому этажу, заглянул на второй, потом направился в гараж.
— Батюшка, у нас тут еще одно помещение, — робко подала голос Зина. — Вот здесь, слева.
Отец Дионисий посмотрел на нее и спросил:
— Что за помещение? Там живут?
— Нет, батюшка, — вмешалась Анна Андреевна. — Но соседи говорят, что привидения водятся именно там.
— Привидения? — промолвил поп и на минуту задумался. — А покропим и привидений! — сказал он весело, спустился вниз в заброшенное помещение, и оттуда донесся его раскатистый бас: — Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный…
Певчая подпевала, стоя на лестнице.
Через пару минут отец Дионисий поднялся наверх и прочел еще одну молитву.
— Когда вынос тела? — спросил он в заключение.
Мы поняли, что он закончил, и потихоньку стали расходиться. Я посмотрела на часы — было без четверти двенадцать. Сейчас должны вернуться похоронные агенты, чтобы везти покойницу на кладбище. В ожидании их Анна Андреевна отвела отца Дионисия в сторонку и о чем-то с ним тихо разговаривала. Я пошла на кухню выпить еще чашечку кофе.
Зина сидела на табуретке, вся под впечатлением от панихиды. Ее губы шевелились, словно она читала молитву, а глаза были устремлены в одну точку.
— Зина, чайник горячий?
— Что? — Домработница наполовину вышла из прострации.
— Чайник, спрашиваю, горячий? Я хочу кофе, — повторила я.
— Да-да, — растерянно сказала она и опять уставилась в одну точку.
Я налила себе кофе и села напротив.
— Ну и как тебе наш поп?
— Кто? — не поняла она.
— Как, спрашиваю, тебе наш священник? Понравился?
— Как он может нравиться или не нравиться? — недоуменно пожала плечами Зина. — Он же служитель культа, а не артист.
Мой глупый праздный вопрос, впрочем, наконец-то вывел ее из оцепенения, и она внезапно спохватилась:
— Ой, сейчас уже приедут агенты, а у меня еще борщ не готов!