Ольга тогда высказалась как-то колко, прошлась по мистической составляющей баб Маниной истории буквально катком – не то, чтобы обидно, но очень категорично, и я решила для себя, что ее посвящать в историю Ивана не стану – незачем. Я тоже искала разумное объяснение всему, что случилось с ее бабушкой, но относилась мягче, что ли, готова была искать компромиссы, придавать значение нюансам. Она – нет. Ольга была очень здравомыслящей, а я – принявшей существование мистики, как факт, и уже подсевшей на свою собственную историю.
Хотелось переключиться на положительные эмоции, а то рассказ о гадюках и баб Манином гаде-муже оставил неприятный осадок на душе. Стараясь уснуть, я привычно уже думала об имени для сына, а еще о том, как выглядели в сороковые годы женщины моего возраста? Какая тогда была мода на платья и прически? Все это можно было загуглить, но я попыталась вспомнить фильмы времен войны – брови у артисток были выщипаны в ниточку, волосы зачесаны назад и приподняты надо лбом, губы накрашены в виде бантика, кудри завиты…
И не то, чтобы захотелось примерить все это на себя… просто вдруг пришло в голову, что Ваня, наверное, тоже воспринимал кинодив своего времени этакими секс-символами... Тогда обязательно существовали какие-то нормы и стандарты, наверняка соблюдались определенные правила приличия. И что тогда он подумал о моих гладких подмышках и вообще – повсеместной эпиляции тела? Я точно не думала тогда об этом, и он не заговорил… Григорий Мелехов вон просто перся от волосков на ногах Аксиньи, а тут...? И смех и слезы, честное слово. А что бы он сказал сейчас вот об этом - приподнимала я руками отяжелевшую и увеличившуюся в размерах грудь и вспоминала… крепко сжимая веки и коленки…
А хотелось не только так вот обстоятельно вспоминать Ваню ночами, потому что днем для этого зачастую не было времени, но и хотя бы иногда говорить о нем… из-за невозможности обнять его самого и залюбить до изнеможения. Так мало времени было у нас и как много я пытаюсь выжать из воспоминаний о нем, стараясь правильно понять слова, взгляды, поступки, а теперь вот и мысли уже... Наверное, не стоит вот так домысливать и фантазировать, но уже есть потребность хоть так иметь его в своей жизни. И в его жизнь я пытаюсь пролезть, поучаствовать в ней хотя бы мысленно - изучаю все эти танки, военный быт, смотрю ночами военную хронику. Тоскливое одинокое безумие какое-то! Надеюсь, что появится ребенок и сразу все изменится, и эта почти безнадежная пустота внутри заполнится радостными заботами и заиграет красками. А сейчас... всего-то - поговорить бы о нем и точно станет легче... с братом, с кем еще?
- Коль, ты как, а? Мамка рассказала все, - виновато интересовалась я. Ведь решила терпеливо ждать его объяснений про Настю, а вот молчать о Ване терпения не хватало.
- Не нуди, Ален. Увидимся – поговорим. Дети присмотрены, им хорошо у стариков, и бабаня засуетилась – стала сильно нужна. Ты сама как?
- Беременна, Коль, теперь уже знаю точно. Пока все хорошо – тошнит… что она тогда сказала? Скажи, пожалуйста, не держи в себе. По себе знаю - трудно, когда нельзя поговорить о том, что сильнее всего болит, - затаила я дыхание, всеми силами желая помочь ему хоть чем-то. Потому что голос его был не таким, как всегда – не веселым и не решительным, не деловым, как вчера, когда к разговору со мной он подготовился. Сейчас он был бесконечно уставшим и надломленным, потерянным каким-то.
- Да неважно уже. Ничего такого... «…даже дети не нужны без тебя…».
- Любовь такая? – горько поинтересовалась я, - кто он такой, я знаю его?
- Кондитер из Москвы, приезжал в гости к Юрченкам. Работает там в каком-то ресторане.
- Господи, Коля… - ужаснулась я, - она же скоро приползет обратно, и что ты будешь делать?
- Ничего. Жить буду. Без нее… Не с кем поговорить про Ивана? Понимаю… когда вспоминается приятное... А мне ни хрена не хотелось, а ты вот влезла, выдра, - ввернул он мое официальное прозвище времен детства. Я заулыбалась, потому что хотя бы расшевелила его.
- Ладно, до связи, держись там. Кстати, об Антоне твоем я договорилась.
Это было правдой - почти сразу же я договорилась с Ирой, что она встретит Антона Ивановича на вокзале и доставит к мебельному, откуда к нам должны были привезти последние заказы – кровать в гостевую комнату, диван в гостиную и светильник на кухню. Ира рвалась в отпуск, а я, если честно – отпустить ее и сменить уже место. Тянуло в город – пройтись по магазинам, даже если просто поглазеть, сделать маникюр, посидеть в парикмахерской, кафе.