Мистика

-  Странный  вопрос,  Ира...  Ну, люблю, - улыбалась я.

-  И я  тоже тебя люблю - сильно.  Так что мы с тобой обе – любимые, да?  Не забывай об этом.

   В машину я села со второго раза.  С первого  не вписалась, раздумывая – что бы значил этот звонок?  Начала догадываться… догадалась.  Когда  Голубев  поинтересовался – не случилось ли чего, я уже могла ответить:

-  Еще нет, но, похоже, что случится.  Ирина   учудила и заранее просит прощения… я, кажется, догадываюсь – за что?  Ну-у… на сегодня об этом можно забыть.

   Но потом придется с этим что-то делать – думалось мне, потому что Ирка сдала явки.  Другого объяснения такому разговору  я не вижу.  Но обижаться на нее не могу.  Ее Анжела – маленькое блондинистое чудо  восьми лет от роду и моя крестница.    У нее Иркины волосы и, похоже, что все остальное тоже, кроме  прямого  носа – он достался  Анжику от папы - урода морального.  Михаил  ушел из семьи безо всяких объяснений,  просто собрал в чемодан необходимые на первое время вещи и ушел.  Ирка даже не поняла сразу – думала, что он молчит потому, что на работе неприятности и его отсылают в командировку.   Скорее всего, он не хотел скандала и боялся последствий - Ира была на последних сроках беременности.  По слухам, ушел он к другой женщине и с той поры мы его больше не видели.  Развод прошел дистанционно, когда Анжику исполнилось полтора года –  он не очень с ним и спешил и, скорее всего, не потому, что сомневался.  Почему-то было такое чувство, что все гораздо хуже – он просто сколько мог откладывал неприятное дело, связанное с воспоминаниями о семье.

   То, как пережила разрыв я, и как это было у Иры – две огромные  разницы.  Она не рвала и метала, а тихо угасала,  теряя интерес ко всему на свете.  Родилась Анжик, она кормила ее грудью, меняла подгузники, гуляла с ней – и не жила.  Это было очень заметно – пустой взгляд, потерянное выражение лица. Тихая-тихая,  растоптанная и раздавленная в своем непонимании случившегося, женщина.  Если бы он хоть что-то тогда сказал, хоть как-то объяснил... ей, наверное,  было бы легче.  Но алименты приходили регулярно и хорошие. Очевидно, он считал себя больше ничем не обязанным этим двум.

    Из этой ямы мы вытаскивали ее вдвоем с Олегом.  Ее мама, которая на первых порах помогала, приехав из другого города, только все усугубляла.  Я думаю, что именно из-за нее Ирка так долго выбиралась из депрессии.   Олег как-то психанул, слушая ее причитания, и высказал все, что думал об этом.  Мама обиделась и уехала, кажется, даже с радостью.  А мы взялись за Ирку…

   Она просто не могла, не умела  плохо относиться к Олегу – помнила все, что он делал для них с дочкой, и была  благодарна за это  безмерно.  За его помощь по первому требованию и терпение, за  готовность спокойно выслушать ее проблемы и решить их, потому что она моя подруга, и даже за то, что он не злился  из-за рева крохотного Анжика целую ночь у нас в гостях.  Тогда не спали все – гуглили, искали причины воплей, массировали животик, таскали на руках, Олег бегал покупать укропную воду…   Поэтому  Ирка  Олега жалела и продолжала искать ему оправдания.  Она и Мише своему их искала,  приписывая себе кучу недостатков – такой человек.  Или просто ей нужны были хотя бы какие-то эти самые причины…?

Глава 22

   Беркутов пожалел об этом разговоре, как только немного успокоился, отъехав от села на порядочное уже расстояние.  Даже остановился и долго еще сидел в машине, откинувшись на подголовник, закрыв глаза и  вспоминая все свои слова и реакцию Алены на них.

  Нужно было мягче и тактичнее…  Какой дурак  критикует характер женщины, собираясь завоевать ее?  Только такой, как он.  Сейчас он понимал это, а тогда распахнулся для нее полностью  - со всеми своими мыслями, сомнениями, выводами и мечтами. Видел  рядом с собой не просто красивую женщину, но и ту, которая сможет понять этот его порыв.  Хотелось правды между ними с самого начала – полной и безоговорочной, хотелось, чтобы она приняла по отношению к нему  трезвое и разумное решение.  Потому что иногда браки, решение о которых принимается  разумом, бывают гораздо более крепкими, чем продиктованные чувствами.  А чувства он потом вытянул бы из нее, добился, выпестовал, взлелеял, на руках выносил.  Но, похоже, он опять поспешил или сильно переоценил степень уже установившегося между ними  доверия и понимания,  а то и  пережал со своей откровенностью -  не важно.  Все скатилось до состояния «в начале».

   Хотя и в  самом начале он наделал ошибок –  просто потому, что вообще пришел тогда в гостиницу,  и когда нечаянно называл ее Леной.  Как бы то ни было, именно эта оговорка могла оказаться  фатальной, а она была не одна. Потом этот разговор…  Он спешил – да.  Спешил, потому что боялся ее чувств к мужу –  очень сильных чувств.  О них говорила ее реакция на постельную сцену с его участием.  Не задумываясь, она ломала всю свою жизнь под напором силы этого поруганного чувства.  Но это же давало Беркутову надежду на то, что оно может быстро выгореть – с таким-то  темпераментом.