Коля ждал возле уазика, который припарковал сразу возле перрона. Увидев меня, быстрым шагом пошел навстречу, улыбаясь и раскрывая руки для объятий. Он был младше на два года и совсем не похож на меня – высокий, худой, красиво загорелый почти до черноты, в форме с коротким рукавом и капитанскими погонами.
- Цветешь, сестра? Как отпустил-то одну? Мне тебя охранять или переоденешься в лягушачью шкурку? – тесно прижимал он меня к себе.
А я вдруг почувствовала что-то совсем необъяснимое: уютное тепло в душе, такое немыслимое облегчение и удовольствие - расчувствовалась. И плакать… мне опять хотелось плакать, потому что это нахлынуло так неожиданно...
- Колька, - прошептала я потеряно, - я, кажется, беременная.
- Да? – баюкал он меня в объятиях, - ну и ладно, мы это переживем. А ревешь чего?
- Только сейчас дошло, Коль. Это же просто ужас - раздражаюсь, психую на пустом месте, обижаюсь, реву… жрать не хочу. Да я почти уверена, что все дело в гормонах, влияющих на ум, - веселилась я, показывая пальцем пораженное гормонами место, - а значит есть надежда, что со временем колличестко серого вещества восстановится до прежнего объема - я же всегда была очень разумной и практичной. Гони к Вале.
- С ума сошла? Мать стол накрыла в саду, родня подтягивается…
- Сегодня рабочий день, наша Валя на работе. Пожалуйста, Коль, все-таки была температура, а это может быть не совсем хорошо, - улыбалась я во весь рот, - у Аськи такого не было?
- Аська сцыкала - с самого начала и до конца, и сиськи стали, как ведра, - обеспокоенно глядя на меня, делился брат информацией, усаживая меня в машину. А я уже даже не улыбалась, сосредоточенно впитывая эту информацию, как губка.
- Сиськи? У меня всегда увеличиваются перед делами… это не показатель. Поехали уже, брат, а то я с ума сойду!
Это оказалось не опасно. В самом начале беременности яйцеклетка не сразу прикрепляется к стенке матки. До десяти дней может пройти до внедрения ее в слизистую, но при этом уже вовсю идет гормональная перестройка и организм генерирует ХГЧ – гормон беременности, идет настройка под нее. И такие подарки, как небольшая температура, расстройство пищеварения, даже слабое кровотечение вполне возможны.
Я сидела на кушетке, прижимая руки к животу и глупейшим образом улыбаясь, а наша с Колей двоюродная тетка, старше меня всего на восемь лет, объясняла мне, чего еще можно ожидать в ближайшее время – это утренняя тошнота… Я блаженно замирала, вспоминая, что да – было. Пускай просто от голода, но было же! Сонливость... О-о-о! Отсутствие аппетита или жор… Да! Да! Диарея или запоры… А и фиг бы с ними - переживу. Настроение… Прыгает! Как заяц скачет. Ур-ра-а! Непереносимость или наоборот – непонятное пристрастие к еде и запахам…
Благодарно прижимаясь щекой к белому халату Вали, я вдыхала запах больницы – невообразимо приятный.
Глава 29
К родительскому дому мы добрались в самый солнцепек. В саду под огромной грушей, такой старой, что нутро ее было одним огромным дуплом, стояли столы с количеством посадочных мест человек на пятнадцать. Проходя к дому мимо груши, я шепотом отметила:
- Коль, сидеть под ней все страшнее и страшнее, а мне жить сейчас хочется особенно сильно.
- Посмотришь потом – батя зацементировал ствол. Теперь это считай - бетонный столб, а выкорчевать… ты что – это же «Бера» и груш с нее не меряно.
- И ос тоже - ух, - вспомнила я истекающие медовым соком груши, подбородок, руки в этом соке и тысячи ос над кучами падалицы под деревом. Нашей с братом обязанностью было собирать ее и уносить из сада. Таскали ведрами, отмахиваясь от осиных полчищ. Не единожды были ими кусаны.
Наконец, вошли в относительную прохладу дома – каменного, большого, с надстроенным десять лет назад деревянным вторым этажом. Делала проект я, перепланировкой и стройкой тоже руководила я и сейчас с удовольствием осматривалась вокруг, а потом обнималась и расцеловывалась с родственниками. Кого-то из женщин я уже видела в саду, пробегающих с тарелками в руках, кивала, махала им руками и невольно принюхивалась – в желудке ощущалась пустота, сказывались двое голодных суток. А настроение зашкаливало от немыслимой эйфории, я и шла-то – не шла, а танцевала, летела над землей.
То, что нужно будет объясняться с родителями, выдать свою военную тайну Коле, потом возвращаться непонятно куда, а перед этим – опять в Длинное, которое больше не казалось мне таким уж привлекательным – до следующего цветения липы… Это сейчас было не важно – я переживала самое, наверно, счастливое время в своей жизни, хотя УЗИ Валя не советовала и точно сказать пока ничего не могла – матка в тонусе, так перед месячными так и должно быть. Ждать задержку? Да вообще не вопрос – я-то знала, что там уже не пусто, потому что сама себя не узнавала с этими переменами настроения и слезливостью.
- Переоденься, Аленка, - гладила меня по спине мама, - в жару пропадешь в шелках своих.