Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

предмет введения их не в Анархическую секцию, которую возглавлял Солонович, а в

Научную, во главе которой стоял он сам<41>.

Скандал разразился в январе 1928 г., когда, воспользовавшись отсутствием

большинства членов Научной секции, Боровой “провел” группу из 11 человек в ее состав.

Впрочем, уже на первом заседании Исполнительного Бюро, где должно было состояться

утверждение новых членов, против одного из кандидатов категорически высказались

С.Г.Кропоткина, ссылаясь на давнее о нем мнение П.А.Кропоткина, и Солонович,

ссылаясь на такое же мнение о нем Карелина. Как можно видеть из сопоставления

документов и последующего выступления по этому поводу в журнале “Дело труда”

самого Н.И.Махно, речь шла о Н.И.Рогдаеве, а “гнусная клевета”, как была

квалифицирована причина отвода его кандидатуры, восходила к неудачной попытке

созыва первого съезда ФАК в 1913 г. Карелиным, во время которого через Рогдаева

46

цюрихской группой анархо-коммунистов был пущен слух, что организатор съезда,

Карелин, является… агентом охранного отделения.

Факт этой провокации и вызвал протест Кропоткиной, который она вынуждена была

взять обратно, поскольку в противном случае Боровой угрожал своим выходом из

Комитета. Однако на следующем заседании Бюро было зачитано письмо

Н.И.Проферансова, другого сподвижника Карелина, в котором он, опираясь на мнения

ряда членов Комитета, отсутствовавших при голосовании, требовал аннулировать

незаконные выборы. В ответ Боровой заявил о своем выходе из Комитета; следом за ним

прислали свой протест не принятые анархисты, пославшие позднее его копию в “Дело

труда” - М.Кайданов, В.Котляревский, Н.И.Рогдаев, З.Гандлевская, Ан.Андреев,

В.С.Худолей, Ф.Гецци, А.Фомин, Г.Мудров, В.В.Бармаш и С.Фальк. Вместе с Боровым из

состава Комитета вышли Н.Г.Отверженный, Н.И.Озеров, Р.М.Чембарева, А.П.Чембарев,

Г.А.Капустинская-Озерова, К.Н.Медынцев и Пиро.

В своих письмах и заявлениях отвергнутые не скрывали, что, вступая в Научную

секцию, они себя “разумеется, не мыслили “учеными”” и не предполагали заниматься

“наукой”, желая только “создать противовес извращениям анархизма”. Категорически

отрицая обвинение в “попытке захвата музея”, они тут же наивно соглашались, что были

выброшены “мистиками-анархистами, наиболее старавшимися… не пустить в Комитет

своих злейших врагов, с приходом которых безграничному хозяйствованию их (мистиков.

- А.Н.) в Секции рано или поздно должен был наступить конец”. И уже совсем наивно

заключали: “Версии, пущенной ими о, якобы, готовящемся со стороны пришельцев

разгроме Комитета, о их намерении превратить музей в клуб для анархической агитации и

пр., пр., было довольно, чтобы терроризировать безразличных к судьбам анархизма

отдельных членов Бюро и заставить их… аннулировать выборы, чтобы устранить

надвигающуюся угрозу”<42>.

Оставляя в стороне подробный анализ публикаций, в течение полутора лет

заполнявших страницы парижского журнала, остановлюсь только на одном их аспекте -

нагнетании политических обвинений по адресу анархо-мистиков и музея Кропоткина со

стороны московских анархистов, образовавших “лагерь оппозиции”. Бесперебойное

доставление их “писем” и “заявлений” в Париж из Москвы и все более истеричный тон

обвинений оставляют впечатление, что заурядный конфликт, пламя которого спокойно

потухло бы, как то случилось с предшествующими конфликтами, оказался кому-то нужен,

чтобы внести раскол в ряды анарходвижения и одновременно получить

компрометирующий материал на обе конфликтующие стороны.

Характерно и другое. В.С.Худолей, открыто признавшийся, что не видел ни газеты

“Рассвет”, ни журнала “Пробуждение”, обрушивался на тот и на другой печатный орган с

истеричными обвинениями, заявляя: “Теперь нужен общественный суд… нужна Комиссия

для расследования всей провокационной деятельности рассвето-пробужденцев. Комиссия

снимет маски с черносотенцев и выучит их называться собственными именами; Комиссия

выявит настоящих провокаторов, действующих в среде рассвето-пробужденцев или за их

спинами. Комиссия выделит заблудших, по недоразумению остающихся в рассвето-

пробужденческой среде и направит их на путь истинный… А над остальными рабочий

класс произнесет свой приговор и, будем надеяться, гнусному маскараду будет положен

конец раз и навсегда”<43>.

Стоит заметить, что после подобной “артподготовки”, лексика которой удивительно

напоминает язык газетных передовиц тех лет, клеймивших “врагов народа”, в очередном

номере журнала появилось и давнее заявление Атабекяна 1925 г., по-видимому

извлеченное Боровым из своего архива.

Конец этой травли Музея Кропоткина и анархо-мистиков по существу обозначился в

летнем за 1929 г. номере “Дела труда”, где была напечатана статья-памфлет Юрия

Аникста “Трубадур мистического анархизма”, посвященная А.А.Солоновичу, в которой

говорилось о его орденской деятельности, о подпольных кружках, о связях с Карелиным и

47

о многом другом, что являлось уже чистой воды политическим доносом <44>. По иронии

судьбы, номер этот открывался сообщением “О массовых арестах анархистов в СССР”,

причем в опубликованном списке значились именно те анархисты, кто призывал