Мистицизм

Хочешь ты, чтоб Бога суть
Я тебе явила тут?
He найти покоя им,
Кто не ходит вместе с Ним.[966]

"И тогда в радостном возбуждении она весь день сочиняет на ходу стишки", которые можно было бы назвать детскими прибаутками — столь они наивны и столь неуклюже зарифмованы. Кто бы мог подумать, что тайное общение с Богом восторженной души Катерины увенчается сочинением таких стихов? Многие видели, как эта великая и неутомимая подвижница целыми днями работает в госпитале, многие слышали, как эта женщина, глубиной своих прозрений поразившая бы Платона, в наставлениях своим последователям провозглашает принципы всеобщей самоотверженной любви. Многие относились к ней как к questa santa benedetta,[967] она казалась им почти неземным существом, которое достойно самых торжественных славословий и глубочайшего почитания. Однако многие ли догадывались, что, занимаясь земными делами, вместо того, чтобы при этом предаваться возвышенным размышлениям о Вечности и лелеять в себе мистическую страсть к Абсолюту, она, подобно счастливому ребенку, "в радостном возбуждении весь день сочиняет на ходу стишки", веселые и глупые песенки о своей Любви?

Мы видели, что св. Катерина стоит на той высшей ступени мистической лестницы, на которую может подняться в мире пространства и времени дух человека, и отсюда, оглядываясь на свою жизнь, озирает медленный процесс душевной алхимии, все "благородные свершения" процесса естественного преображения, благодаря которым она избавилась от несовершенств и взошла на высшие уровни, где в конце концов в едином порыве безвозвратного отвержения себя сдалась на милость всеобъемлющей, всесильной Трансцендентной Реальности. И вот она делится с нами своим мнением об относительном и абсолютном аспектах мистической жизни. Мы подробно рассмотрели последовательность "благородных свершений" духовного развития — рост души и перестройку ее характера, видения и экстазы, радости просветления и сопутствующие им горькие страдания — и теперь можем сказать, что "их единственное назначение — быть проводниками души". В ходе великой переоценки ценностей, которой завершается прохождение ее пути, эти "открытия и потрясения" становятся совсем незначительными. Нам, ностальгически всматривающимся в уходящий до самого горизонта путь к Реальности, такого рода свершения действительно кажутся великими вехами, которые дают возможность судить, долго ли еще странствовать страннику к его Дому. Никто не будет оспаривать исключительную ценность этих вех для того, кто желает изучить весь путь из этого мира в мир иной. Однако, когда мистик оказывается в благодатной тишине, в которой влюбленные забывают себя и в которой он, "облобызавшись с Тем, Кто ему навстречу вышел", больше не вспоминает о том, что с ним было. В разгар своих трудов и духовных свершений он исполнен радости и безмятежности. Теперь ему больше нет нужды развивать и углублять интуицию, поскольку он живет в "совершеннейшем созерцании", которое есть не что иное, как "теснейшая и постоянная связь сущности души с сущностью Божества".[968]

Здесь колесо жизни сделало свой последний круг, в котором встретились крайняя умудренность и крайняя простота. Двигаясь по этому кругу, душа мистика проходила через периоды испытаний, повинуясь неизбывному стремлению проникнуть на новые уровни реальности, жажде обрести свободу, утоляемой лишь из "Источника жизни вечной". Мистик возвращается из этого долгого, полного чудес странствия в поисках себя и отныне, будет ли он в труде или отдыхе, становится подобным маленькому ребенку на коленях своего Отца. В этом самом сокровенном общении эмоции, воля и мысли достигают своего венца. Теперь он избавился от суетных и нескончаемых тревог и разрешил все сложности жизни, имеющие своей причиной лишь обособленность от мира. Поэтому для него больше нет необходимости в красочных видениях, отчаянных дерзаниях и героических жертвах. В таинственной смерти маленького «я» на вершине, где душа приобщилась Вечной Жизни, встретились горы и долы: высшее постижение и глубокое смирение слились воедино.

В последнем кратком видении, которое является столь же ослепительным для нашего разума, сколь великолепным было окончательное постижение Реальности для отважной и возвышенной души Данте, нам открывается, как торжественно шествующий впереди человечества мистический гений, сама соль земли, останавливается и слагает с себя все атрибуты мудрости и власти. Достигнув вершины мироздания, он занимает место у его подножия. Приобщившись к Вечности, снискав единения с Абсолютом, познав, наконец, Жизнь во всей полноте, опустошенная душа мистика становится похожей на малое дитя — "ибо таковых есть Царство Небесное".[969]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ