Мистицизм и его природа

Но если мистик своё трансцендентное "я" обретает под феноменальным покровом своей личности, в метафизической глубине своего духа, если познание этого "я" для него равносильно ощущению в себе начала универсальной божественной жизни, то это возможно только в том случае, если Божество имманентно миру и если, в частности, оно составляет метафизическую основу человеческого духа. Только в этом случае отрешение мистика от феноменальной стороны своего "я" приведёт его к мистическому богосознанию и к высшему самоутверждению. Если же моё "я", в своей идеальной стороне, не тожественно с абсолютной основой бытия, если оно не содержит в себе "искры", или "семени" божественной жизни, если оно не есть, по крайней мере, "дыхание" Божества ("вдунул в лице его дыхание жизни", Быт. 2:7), то отрицание в себе феномена даст в результате нуль, мистическое самоотречение будет метафизическим самоуничтожением. Если нет Бога во мне, Его нет нигде. Буддийской нирване в области психологии соответствует атеизм и акосмизм в области онтологии. Такова логика фактов мистической жизни. Она неизбежно ведёт мистика к отождествлению своего трансцендентного "я" с абсолютным "я" и это отождествление является той почвой, на которой может пышно расцветать пантеистическое мировоззрение мистика [32]. Насколько сильно тяготение мистиков к пантеизму, можно видеть из того, что в своём учении они нередко преодолевают трансцендентальный монизм и строгий теизм и, таким образом, идут наперекор официальной догме своих религий. Таков, например, пантеизм суфиев, таковы же пантеистические тенденции многих христианских мистиков – Иоанна Скотта Эригепы, Эккарта и др.

Наконец, в связи с той же отмеченной нами тенденцией мистического опыта стоят, как мы видели, этические воззрения мистиков. Человек в глубине своего духа носит Божественное начало. Рассматриваемая с этой стороны, в своей субстанциальной основе, его душа не нуждается ни в очищении, ни в каком-либо совершенствовании. Несовершенство человека лежит в выходе человека из этой субстанциальной основы, в удалении от Божества, в связи с этим миром явлений. Эта связь вынуждает человека жить неистинной, налично-эмпирической жизнью. Задача человека состоит в том, чтобы порвать все связи с этим феноменальным бытием, высвободить своё подлинное "я" из-под покрова этой душевно-чувственной жизни. Уничтожить эти связи, преодолеть в себе всякую склонность к чувственному, отрешиться от суетно-душевной жизни "психика", "освободить, – как говорит суфий Аль-Газали, – сердце от всего, что не Бог" [LIV] значит возвратиться к первоначальной чистоте духа, восстановить первобытную праведность, ощутить в себе начало Божественной жизни. Отсюда – отрицательный характер нравственной жизни мистика; главная добродетель полагается в "очищении", которое, начинаясь с κάθαρσις, а в тесном смысле слова, последовательно приводит мистика к созерцанию как своеобразному виду духовного очищения и к экстазу как форме мистического единения с Божеством.