Митральезы Белого генерала. Часть вторая

— Что ты сказал? — подозрительно посмотрел на Будищева осетин, знавший за прапорщиком склонность к шуткам и не намеренный их спускать.

— Я говорю, село у вас хорошее.

— Правду говоришь, брат, очень хорошее. Погоди, а ты там разве был?

— Да где меня только нелегкая не носила, — скупо усмехнулся моряк.

— А ты разве не сам вызвался? — спросил Майер.

— Добровольно-принудительно, — непонятно ответил Дмитрий.

— Что ты имеешь в виду?

— Проехали, — махнул рукой прапорщик, не желая объяснять, что Скобелев каким-то непонятным образом ухитрился его так оправдать в истории с интендантами, что ему пришлось возглавить теперь подрывную партию.

Вообще, для Белого генерала, равно как и для большинства его офицеров, самопожертвование и презрение к смерти являлось делом само собой разумеющимся. А потому Михаил Дмитриевич частенько просто выбирал понравившегося ему человека и прямо спрашивал, не возьмется ли тот за смертельно опасное задание? Тот, естественно, соглашался, будучи свято уверен, что он сам и вызвался.

— Вообще, должен был пойти Шеман, — признался гардемарин. — Но его ранили, и я вызвался, чтобы не посрамить чести флота!

— Николай ранен? — удивился Будищев. — И давно?

— Вчера. Одна пуля угодила в руку, другая в грудь, да и горлу досталось. Слава богу, успели донести до палатки Красного Креста и оказать помощь. Теперь он в госпитале, а твои знакомые барышни трогательно ухаживают за ним.

— Жаль, хороший мужик, — машинально посетовал Дмитрий, вызвав последним словом настоящую оторопь у приятеля.[73]

— А знаешь, кто его сосед по палате?

— Откуда?

— Хорунжий Бриллинг.

— А с ним-то, что?

— Текинцы подстрелили.

— Бывает, — флегматично пожал плечами прапорщик.

— И не говори.

«Добровольцев» сопровождали несколько саперов, тащивших на себе ящики с тремя пудами динамита и столько же пироксилина.

Сам Дмитрий нацепил на спину сделанный из кожи и деревянных дощечек ранец, в котором лежали гальванические принадлежности и запалы, переложенные между собой слоями толстой материи. На долю гардемарина достался моток «бикфордова фитиля» взятого на всякий случай, а гордый сын маленького осетинского народа полез вперед налегке, держа в правой руке кинжал.

Как выяснилось, эта предосторожность оказалась совсем нелишней и, можно сказать, спасла нашим друзьям жизнь. Дело в том, что во рве, совсем рядом с траншеей оказался текинский секрет. Трудно сказать, получилось ли это случайно или они нарочно поджидали русских саперов, но им едва не удалось захватить их. Впрочем, службу они несли не слишком бдительно, а потому появление Дзамболата в ватном бешмете и мохнатой папахе оказалось для них полной неожиданностью.

Зато Абадзиев действовал решительно, в два взмаха кинжалом он отправил на тот свет двух противников и схватился с третьим. Четвертый, правда, уже занес над храбрецом свою шашку, но тут же свалился наземь с разрубленной головой.

— Тихо! — шепотом прошипел Будищев, убирая на место линеманновскую лопатку.

— Хо-хорошо, — ответил ему, выбивая зубами дробь, схватившийся за револьвер Майер. — К-как вы его ловко…

— Ловко, это про Дзамболата, — блеснул в темноте зубами Дмитрий, — а я так, погулять вышел.

Мокрая глина успела схватиться на морозе тонкой корочкой льда, к счастью, не слишком прочной. Зато, она недурно гасила звуки, отчего работу подрывников почти не было слышно. Ловко вырубив в почти отвесной стене рва нишу, прапорщик стал укладывать туда ящики с взрывчаткой, предварительно снабдив ее запалом.

— Ты и впрямь полагаешь надобно дополнить гальванику фитилем? — прошептал гардемарин.

— На всякий случай, — так же тихо отвечал ему Будищев, после чего добавил, — а случаи бывают разные!

Тут Майер, как на грех, припомнил рассказанный ему в свое время приятелем один весьма пикантный, чтобы не сказать скабрезный, анекдот и едва не задохнулся от еле сдерживаемого хохота, под укоризненными взглядами своих спутников.

Наконец, все было готово, и друзья медленно попятились, осторожно укладывая на землю провод. Так шаг за шагом, достигли они безопасного места, откуда можно было произвести подрыв.

— Господа, вы скоро? — высунулась сверху голова в офицерской фуражке.

— Ты, блин, кто? — изумился Будищев, едва не рубанув ее от неожиданности лопаткой.

— Апшеронского полка, поручик Остолопов![74] — обиженно ответил офицер. — Прислан со своей полуротой, чтобы прикрыть вас в случае надобности…

— Оно и видно, — буркнул в ответ прапорщик. — Да не кричите вы так, а то неровен час накличете.

— Вы готовы? — появилась новая голова, на этот раз в лохматой папахе.

Судя по голосу, это был командовавший всей операцией войсковой старшина флигель-адъютант граф Орлов-Денисов. Потомок самого младшего из знаменитых братьев Орловых, он рано потерял жену и с тех пор, казалось, искал смерти. Вышел из гвардии и отправился Кавказ. Участвовал в Среднеазиатских походах и даже в борьбе с чумой, свирепствовавшей в Астраханской губернии. В общем, по мнению Будищева, этот бывший кавалергард также принадлежал к категории «отмороженных на всю голову» и именно ему было самое место среди подрывников.