В ответ один из них пробормотал что-то вроде «урус-шайтан», и бросился на тщетно пытавшегося сохранить в себе остатки толерантности и миролюбия Дмитрия. Со всем рядом в воздухе просвистело что-то вроде сабельного клинка, и ночь окончательно перестала быть томной. К бывшему охотнику Болховского полка мгновенно вернулись инстинкты, после чего тот, едва не потеряв штаны, на автомате ушел с перекатом в сторону, одновременно взводя курок «Смит-Вессона».
Шесть выстрелов прозвучали один за другим, подобно короткой очереди из никому ещё неведомого автомата, в клочья порвав окружающую тишину и ослепив вспышками всех присутствующих. Два злоумышленника, нашпигованные свинцом, кулем осели на песок, а третий, с трудом сдерживая стон, неуклюже побежал в сторону моря. И, как оказалось, в этом и заключалась его ошибка. Дело в том, что в темноте морские волны немного светятся и на их фоне фигура убегающего была видна совершенно отчетливо. Отбросив в сторону разряженный револьвер, Будищев достал второй и проморгавшись, чтобы вернуть зрение, тщательно прицелился. Глухо бахнул ещё один выстрел, и беглец упал как подкошенный.
Услышав совсем рядом выстрелы, мирно спавшие до той минуты матросы, тут же подскочили и, не раздумывая бросились на шум. Никакого оружия у них при себе не было, но то ли спросонья, то ли от свойственной морякам лихости и презрения к смерти, они ни на секунду не заморочились этим обстоятельством.
— Полундра! — дико крикнул один из них, и тут же кубарем полетел по песку, запнувшись о труп.
— Господин кондуктор, вы живы? — подал голос Макар, более всех сохранивший хладнокровие.
— Не дождетесь, — хмыкнул Будищев, поднимая брошенный Смит-Вессон, и одновременно настороженно озираясь вокруг.
Однако ничего подозрительного больше не наблюдалось, и он, расслабившись, убрал револьверы. Кому-то из моряков все же пришла в голову мысль сделать из ветки и пучка водорослей, обмакнутых в нефть, импровизированный факел и осмотреть место побоища.
— Кто это? — изумленно спросил он у Дмитрия, показывая на убитых.
— А я знаю? — огрызнулся тот, — Но точно не японцы.
— Почему? — ещё больше удивился тот.
— Хреновые из них ниндзя, — непонятно ответил юнкер и, забрав факел, сам стал осматривать окрестности.
Его усилия быстро принесли плоды. Совсем рядом с местом разыгравшейся трагедии валялись три больших тюка, которые покойные, по всей видимости, тащили к наполовину вытащенной на берег лодке. Впрочем, это было единственное, что он успел выяснить. Со всех сторон к ним приближались конные и пешие патрули с зажжёнными факелами, очевидно, привлеченные звуками выстрелов.
— Кто стрелял? — звонко выкрикнул казак, первым подскакавший к ним.
— Я, Ваше благородие, — почтительно отозвался Дмитрий, заместивший как на плечах того блеснули золотом погоны. — Минный кондуктор Будищев с матросами.
— Даже так, — удивился тот. — А какого, простите, чёрта, вы тут делаете?
— Пароход свой ждем, — невозмутимо отвечал ему моряк.
— Какой ещё пароход?
— «Баку». Мы отстали, пока сдавали груз в порту.
— Вот оно что, — сообразил офицер. — А стреляли, за какой надобностью?
— Вот эти злобные клоуны, зачем-то напали на меня, размахивая острыми предметами. А я, знаете ли, как и все моряки, человек мирный и богобоязненный. Не люблю этого.
— Всех положили?
— Вон тот, в сторонке, должен быть жив. Я его просто оглушил.
— Что в тюках?
— Точно не знаю, но судя по времени и месту, нечто украденное на наших складах.
— Вполне вероятно, — согласился казак и наконец-таки спешился.
В этот момент их с Будищевым окружили прочие верховые с факелами, и они смогли рассмотреть друг друга. Офицер в форме Таманского полка и погонами хорунжего был молод, подтянут, и вообще, что называется, хорош собой. Впечатление немного портило надменное выражение лица и тонкие в ниточку усы над верхней губой. Судя по всему, он был записным сердцеедом и лишил покоя не одну представительницу прекрасного пола.
— Вам повезло, юнкер, — покровительственно похлопал он Дмитрия по плечу.
— Ага, — широко улыбнулся ему тот. — Есть Бог на свете!
— Кстати, вы для моряка недурно стреляете.
— Стараюсь, — улыбка Будищева стала ещё шире.
Хорунжий немного удивился такой реакции, но, списав её на возбужденное состояние нового знакомого, только едва заметно пожал плечами и снова вскочил в седло.
— Вам надлежит немедля представиться здешнему коменданту полковнику Арцишевскому и сделать доклад по поводу данного происшествия, — глядя сверху вниз заявил он, после чего, наконец-то представился: — Я его адъютант, корнет Бриллинг.
— Я знаю, — едва слышно прошептал Будищев, и, скрывая ставшую совсем уж плотоядной улыбку, изобразил поклон.
— Честь имею!
— И вам не хворать.
Эпилог